Ева - стр. 12

Всего тридцать лет мы были вместе, а потом она умерла.

И мне не осталось ничего, кроме этой куклы. Я подарил ее Эмили на свадьбу, и она была в восторге, всюду таскала за собой.

Я тронулся умом, каждый вечер разговаривал с фарфоровой игрушкой, пытался найти причины, почему я должен остаться на этой земле, когда она ушла. И не находил. Но однажды ночью, в предрассветный час, мне приснился ваш город. Главная улица, в конце улицы мой магазин и на витрине Бель. И я понял, что мне дали ответ.

Пересохшими губами я выговорила вопрос:

–Мистер Голд…А где вторая кукла?

Он замер:

–Как ты догадалась?

–Не знаю. Просто ощущение. Вы на всех фотографиях вместе, это свадебный подарок, футляр слишком широкий. Должна быть еще ваша фигурка, что с ней случилось?

–Я сломал ее. Я хотел сломать две, но вторую не смог. Не снова.

–Но почему вы не выбрали для себя книгу, как выбираете для других? Почему не изменили свою судьбу?

Он закрыл альбом.

–Ты думаешь, я не пытался? – Он криво, безобразно усмехнулся. – К сожалению, для нас это не работает. Никаким волшебством нельзя изменить то, что изменить нельзя. И это второй урок книжной магии, который ты должна усвоить.

–А первый?

–А первый ты уже знаешь. Noli nocere.5

Начались дни моего ученичества.

Голд был жёстким, суровым наставником и нещадно заставлял зубрить километры информации. Я представляла себе, как буду пристально вглядываться в портреты людей и вещать об их будущем, а вместо этого учила латинские пословицы, читала скучнейшую историю искусства от античности до наших времён и, помимо этого мучительно продвигалась вдоль громаднейших списков литературы, составленных Голдом и в конце каждого меня ждал адский экзамен. Обучение волшебству подозрительно напоминало учёбу на литературном факультете. Отрадой было, когда Голд начинал рассказывать про исторические периоды и биографии деятелей – читал лекции. В его изложении все эти скучные сухие даты и портреты оживали, обретали плоть и кровь, жили, любили, страдали, мухлевали, воевали и подставляли друг друга напропалую.

Я всё так же записывала всё, что бы посоветовала приходящим к хозяину клиентам, но теперь дело не ограничивалось простым высказыванием вроде того, что я посоветовала бы мистеру Хили Кена Кизи. Голд вытряхивал из меня всё, что я знаю о мистере Хили, где, с кем и как он живёт, работает и о чём разговаривает вечерами в баре у Ронни.

Голд сам всегда подмечал тончайшие детали и учил меня подмечать их. Это вынимало из меня душу, мне всегда трудно было видеть за лесом отдельные деревья, и я часто вспыхивала, как спичка, взрываясь: у меня никогда не получится, я бездарность, я пустое место!

Голд никогда не утешал и не ругал. Уходил в кабинет и пережидал истерику, и когда я входила к нему, опустив голову, продолжал с того же места, заставляя всё-таки сделать то, что нужно.

После работы я теперь возвращалась домой. Я полюбила коротать вечера на диване с родителями. Окружённая по бокам их такими надёжными фигурами, я чувствовала, что у меня есть опора, за которую я могу держаться.

По моим впечатлениям прошло огромное количество времени, но на самом деле был всего лишь конец июля, когда я снова увидела Нила.

Я некоторое время не ходила к камню, на ходу в лавке съедала свой сэндвич и снова принималась за чтение, но сегодня с утра Голд свирепствовал особенно сильно, и я поняла, что если не подышу воздухом, то просто начну кричать и не смогу остановиться. Когда я вышла на улицу, ноги сами меня понесли в сторону побережья. Подходя к камню, я издали заметила, что там кто-то есть и хотела уже развернуться обратно, но тут фигура помахала мне рукой.