Эураль, или Действуй, сказал чернокнижник - стр. 11
– Вот мы и дошли. Ха! А ты говорил, что коридор бесконечный, – хмыкнул Виктор.
Андрей, конечно, никогда такого не говорил. Но он искренне удивился, когда они увидели дверь – такую же, как с противоположной стороны, только без таблички. Последний километр казалось, что у их пути не будет конца.
Вначале Виктор предполагал, что коридор закольцован, и это некая хитроумная планировка, вроде модели Вселенной, в которой ее начало является ее же концом. Таких длинных зданий не может быть в принципе, и нужно внимательно вглядываться в стены в поисках необычных стыков или инструментов для оптических иллюзий. В версии Виктора фигурировал механизм, тихо передвигающий коридорные блоки, как кубики лего. Он что-то рисовал в своем журнале, и мнения Андрея в общем-то и не спрашивал. Андрею это было на руку, потому что он смотрел на конструкцию замка под другим углом, не воспринимая его как что-то реальное, он опирался скорее на интуицию, чем на логику.
Запись от 8 ноября
Если вечность и бесконечность существуют,
то существует и бесконечная яма,
в которую однажды я упаду, чтобы лететь вечно.
Виктор приложил ухо к двери. Послушал. Покачал головой – ничего не слышно.
– Заходим?
Андрей кивнул.
В небольшой комнате с двумя креслами, камином (идентичном первому), искусно выполненным армуаром и пустыми канделябрами, расставленными по углам на полу, царил несвойственный замку уют. На Андрея и Виктора с одной-единственной картины смотрели четыре человека – впервые они находились вместе в осеннем, слегка затуманенном, саду. Женщина, двое мужчин и подросток. На заднем плане возвышался исполинский замок.
Зубья вгрызались в небосвод.
Глаза людей вгрызались в Виктора и Андрея.
И все здесь во что-нибудь да вгрызалось.
– Вся семейка в сборе, – сказал Виктор и раскрыл журнал на том месте, где пытался их изобразить. – Ну-ка, похожи? Копия! Во мне точно умирает художник.
– Никто в тебе не умирает. А ты умираешь.
– В смысле? Ты что такое говоришь?
– Жизнь – это медленное умирание.
Андрей провел ладонью перед огнем, ощущая и впитывая его тепло. Ему понравилось, как он сейчас все это исполнил: и слова, и жесты – таким и должен быть обладатель Книги.
Виктор же уставился на Андрея с открытым ртом, словно решая, как ему отреагировать: возразить, отшутиться, подраться, поспорить? В конце концов, он просто сменил тему.
Умно.
– Ну и лица у них, конечно… Самые настоящие чудовища.
– Может, потише?
– Боишься, что услышат? Уверен, они и так ни одного слова не пропустили.
– Дров-то не подкидывай.
– Ой, а ты все со своим приметами, – отмахнулся Виктор, но говорить все-таки стал тише.
«Не подкидывай дров» – расхожая поговорка. Но если простые смертные имеют в виду «не усугубляй ситуацию», то среди верующих она обозначает скорее «не гневи высшие силы». В детстве Андрей представлял, как какой-нибудь еретик сует брусок в Священное Пламя, и оно начинает шипеть, разрастаться, становится больше, пока не загорается вся планета. А однажды, листая еженедельник фаериста, увидел пылающую планету своими глазами, по-настоящему. Оказывается, на Ближнем Востоке есть ответвление под названием Сигурагизм, чьи адепты не просто верят в подобный исход Земли, но и считают делом чести подготовить себя к нему: читают специальные молитвы и строят огнеупорные убежища.