Этюд в черных тонах - стр. 42
– Вы не могли бы хоть иногда отвечать на мои вопросы? – не выдержала я.
Мистер Икс, казалось, обдумывал такую возможность. Мы снова шли рядом, он стискивал мой локоть.
– Я происхожу из одного родовитейшего семейства, – заговорил он. – Я не преувеличиваю: их решения имеют вес в политике этой страны, однако по той же самой причине они не могли позволить себе такого ребенка, как я, который в возрасте одного года уже говорил на трех языках: французскому и немецкому я выучился у моих кормилиц, потом, конечно, я позабыл эти языки. А лучше сказать, я их отложил. Оба они при мне, если мне понадобится ими воспользоваться, однако свободное место следует оставлять для самого важного. То же произошло и с прочими глупостями: географией, историей, геометрией, алгеброй… Они представляются мне скучным знанием, поскольку умелое и глубокое восприятие окружающего мира приносит мне гораздо больше информации, нежели эти материи, – а уж о человеческих существах я и не говорю.
Я снова окинула его взглядом: головастый и раскрасневшийся, сейчас почти довольный. Морской воздух развязал ему язык. Мистер Икс говорил словно сам с собой:
– О самом незначительном человеке можно узнать так много, так много… Вот она – глубина для ловцов жемчуга… Никакая наука не сравнится с этим времяпрепровождением, и когда я это осознал, то отложил все прочее и посвятил себя этому занятию без остатка, так что в три года я открыл моим родителям все секреты нашей прислуги, от старшего лакея до последнего конюха, и родители выслушали меня с восхищением. Однако, когда в четыре года я открыл моим родителям все секреты моих родителей, их это уже не так восхитило. Я их не осуждаю.
– А вот я осуждаю. – Я с трудом сдерживала гнев. – Отправить ребенка в лечебный пансион… Простите, но мне это кажется варварством.
– Да, они подцепили меня пинцетом, точно ядовитое насекомое прекрасной расцветки, и заперли в хрустальном гробу, проставив на месте моего имени «Икс» – из-за неспособности меня классифицировать. Я сложный человек, это могут засвидетельствовать сто двадцать две медсестры, которые занимались мною до вас, и тридцать четыре пансиона, в которых я проживал. Скучая как устрица… так было вплоть до Оксфорда, – добавил он.
Я промолчала, хотя все это представлялось мне совершенно чуждым моему пониманию «семьи».
Мы двинулись дальше, я мягко тянула мистера Икс за собой.
– И вы больше не видели своих родителей?
Этот вопрос его как будто развеселил. Он остановился у кромки моря, которое накатывало, словно бросая нам вызов на этом гладком, влажном от пены пространстве.
– Нет, я их больше не видел, никогда не видел, но ведь и моя семья тоже особенная, я не единственный, – быть может, я самый особенный, но таковы мы все, по крайней мере таковыми они были. – Мистер Икс с отвращением отряхнул свои ботинки. – Боже мой, если и есть для меня нечто более отвратительное, чем сухой песок, – так это мокрый песок… Возможно ли, что отдельные человеческие существа приходят сюда ради удовольствия?.. И почему он убивает их на пляже?..
Одна деталь из его рассказа меня озадачила.
– Почему вы говорите, что никогда не видели своих родителей?
На сей раз я заметила, что переполнила чашу его терпения. Мистер Икс покачал головой.
– Чтобы вы задали мне именно этот идиотский вопрос, – сухо отозвался он. – Мисс Мак-Кари, вы закончили проявлять милосердие? Я знаю, вы стали медсестрой, чтобы профессионально жалеть людей, и ищете, кого бы пожалеть, чтобы люди вернули вам немного милосердия. Я живу в ореховой скорлупе и почитаю себя царем вселенной, но вы живете в мире и почитаете себя червячком в орехе, а меня это утомляет. Эта ваша потребность чувствовать себя безобразнейшей из сотворенных женщин, эта одержимость поисками мужчины, который разрешит вам быть счастливой, что приводит вас к зависимости от грубого пьяного матроса, беспрестанно вас унижающего…