Этот жестокий замысел - стр. 27

Но эта трансляция совершенно другая. В ней нет и намека на улыбку Новак, а еще нет Дакса, потому что сейчас он сидит передо мной весь в синяках и трясется от лихорадки. Он нажимает на кнопку, и появляется карта мира, на каждом континенте и острове которой мигают красные точки.

– Новый штамм распространился повсюду, – говорит он. – Мы обнаружили его всего три дня назад, и до сих пор нам удавалось скрывать это от людей, но наши попытки поместить зараженных в карантин не увенчались успехом. Пока зараженных всего два процента, но и этого достаточно, чтобы вирус выжил. «Картакс» запустит эту трансляцию в ближайшие дни. Они скажут правду… объявят, что мы можем потерять вакцину.

Голограмма карты исчезает, и Леобен потирает глаза, покачиваясь на пятках. Я от шока приваливаюсь к стенке «Комокса». Мне даже не хочется думать, что останется от мира, если вакцина перестанет действовать. После того, что сделал Лаклан, ему не стоит доверять написание еще одной. А без него это может занять годы. Еще несколько лет чумы: бункеров, дурманщиков и съеденных кусков плоти для поддержания иммунитета. А еще можно поставить крест на будущем и поездке на пляж с Коулом. Я даже не представляю, справлюсь ли с этим. Единственный способ пережить вспышку, который я знаю, – отвлечься и защитить свое сердце.

Но я ощущаю проблеск надежды.

Каждый человек на этой планете знает про появление вакцины и видел мир без чумы. Все выжившие, все гражданское население в бункерах до сих пор празднует. Они сейчас катятся на американских горках, вагончик которых вот-вот полетит вниз. Не знаю, как они отреагируют, если эта вакцина перестанет действовать.

Могут начаться беспорядки. Или даже война.

Это может стать началом конца.

Леобен поднимается и шагает к кабине, а оказавшись рядом с Коулом, что-то переключает на панели управления. «Комокс» вздрагивает и начинает снижаться посреди леса.

– Что ты делаешь? – кричит в отчаянии Дакс и опускает рукав, закрывая манжету. – «Картакс» идет за нами. Нам нужно уходить.

– Мы никуда не пойдем, – переведя на него пылающий взгляд, говорит Леобен. – Ты заражен. Господи, Дакс, нам нужно разобраться с этим, а тебе нужно в медицинский отсек.

Мы пролетаем сквозь стаю голубей, которые стремятся убраться подальше от нас, и опускаемся на темную, заросшую травой поляну. Когда мы приземляемся, «Комокс» скрипит, а под ногами что-то дребезжит. Над нами возвышаются стройные сосны, а вдали виднеются три горных вершины. Коул прислоняет винтовку к перегородке «Комокса» и тяжело опускается на одно из сидений. Его кожа все еще бледная, а значит, наниты усердно трудятся над его травмами. Если рана на боку все еще причиняет ему боль, то он никак не показывает этого.

– Мы не должны останавливаться. Мы теряем время, – застегивая рубашку, бормочет Дакс.

Я рассматриваю синяки на его лице. Шок отступает, а разум приступает к поиску решения проблемы.

– Расскажи мне подробности, – прошу я. – Насколько отличается штамм?

– Он совершенно другой, – говорит Дакс. – Похоже на двенадцатилетнюю мутацию.

– Что? – Я выпрямляюсь. – Ты шутишь?

На лице Дакса появляется грустная улыбка:

– Мне бы очень этого хотелось.

Я молча смотрю на него, а затем начинаю вышагивать по грузовому отсеку. Мутации в гентехе классифицируются по времени, которое бы понадобилось для появления подобного результата в ходе естественной эволюции. В каждом новом поколении любого вида случайным образом изменяется несколько генов, но чем дальше, тем существеннее становятся эти изменения. Срок, который понадобится на это, зависит от организма – для мутации в человеческой ДНК, распространившейся на целую популяцию, потребуются столетия, а бактериям хватит и нескольких дней. Чем больше срок мутации конкретного вида, тем значительнее изменение.