Этот дождь решает всё - стр. 19
– Разве так уж некрасиво? – отсмеявшись, поинтересовался Стас и устремил на меня пристальный взгляд.
Внезапно стало неуютно, как-то… странно. Но Соломинцев уже вновь затянулся, отводя глаза. Дым он выпустил в противоположную от меня сторону, будто понял намек. Кончик сигареты медленно тлел, в воздухе вился серый дымок. Серый. Такой же, как его волосы и глаза, идеальное дополнение к кинокадру, замершему в моей голове. Ответить не получилось, язык прилип к небу. Некрасиво? Нет, он выглядит сейчас просто потрясающе, не поспоришь. Но неправильно.
Соломинцев, казалось, ответа и не ждал. Он вновь облокотился о перила, затушил огонек и бросил окурок в ближайшую урну.
– Так лучше? – многозначительно спросил он. Я кивнула, а Стас, тяжело вздохнув, добавил: – Я на самом деле редко, до сегодняшнего дня последний раз сигарету в руки брал летом. – Взгляд устремился вдаль, на тёмное волнующееся море. – Коллеги вообще уверены, что я давно завязал. Просто день выдался паршивый. Устал безумно.
Стас рассеянно запустил пальцы в волосы. Я продолжала завороженно наблюдать за его движениями, только сейчас заметив, что на Соломинцеве больше нет дурацкой резиночки. Море и вечер – они путают мысли.
– Что-то на работе?
Сама не поняла, зачем спросила. Мне вроде бы не интересно, но в то же время так хочется знать. Не из-за нашей же ссоры Стас настолько переживает, есть что-то еще. Возможно, и меня он сегодня задирал именно поэтому? Ведь у каждого поступка есть определенные причины. Конечно, это прерогатива Лены или Светки – выспрашивать все о Соломинцеве. Но я не могла остановиться. Вот смотришь на него так… и уходить не хочется, зато продолжить разговор – с удовольствием. К тому же Стас казался на удивление адекватным, не ехидничал, как днем.
Думала, он не ответит – не мне, с которой ругается при каждой встрече. Разве не я возмущалась, что эта дылда двухметровая сказку испортила, а что теперь? Пытаюсь разговаривать по душам? Но этим вечером Стас явно превратился в какую-то мегаобаятельную и нереальную версию самого себя: даже не огрызнулся. Он улыбнулся и, скосив на меня взгляд, пожаловался:
– Да, в основном на работе… Мы проект делаем, глобальный, для компании не первый, но для нас почти решающий, а в команде народа мало, всего шесть человек, плюс несколько художников. Сами сглупили когда-то, сказали, что не хотим никого новенького, так справимся. Но людей мало, а требования-то те же. Теперь Прохоров высасывает из нас все соки, вернее даже из меня как из главного в команде. – Соломинцев досадливо скривился и крепче сжал бортик. – Проблема в том, что Степан Аркадьевич предпочитает собственноручно все проверять, прикапывается к малейшей неточности. Вот я и просидел у него сегодня часа четыре, выслушивал ругань, будто в игре куча багов, мы нифига не работаем и далее по списку. Даже пообещал такими темпами отстранить меня от управления и перебросить всю нашу команду вместе с проектом другим ребятам. – Стас раздраженно побарабанил пальцами по камню, оттянул и так расстегнутый ворот. – Черт, это нечестно. Но мы пашем, как волы, и днем и ночью, а действительно не успеваем – народу мало. – Он вдруг повернулся ко мне. – Тебе неинтересно, да?
– Интересно. Правда. – Я улыбнулась, стараясь как-то подбодрить Стаса. Я? Подбодрить Соломинцева? Господи, куда катится мир? – Ты прав, и нечестно ваш труд передавать другим будет. Но дед действительно любит сам контролировать проекты. Недавно несколько часов сидела у него в кабинете, пока обсуждался концепт игры. Думала, умру.