Это случилось весной - стр. 8

И ему тоже уже не терпится.

Кожа горит от его прикосновений, я обнимаю его и молюсь, чтобы ночь длилась вечно. Потому что с восходом солнца неизменно произойдёт то, что всегда происходит. Я останусь одна.

В пустой, холодной кровати. Обнажённая. И удовлетворённая.

Но лишь отчасти.

Миша аккуратно спускает по ногам мои трусики, и я охотно развожу бёдра шире, чувствуя твёрдый горячий член, которым он прижимается ко мне. Протягиваю руку, чтобы обхватить его и дать знать, что я готова.

Всегда готова принять его. Всегда.

Его дыхание сбивается, когда я головкой вожу вверх-вниз по своей киске. В животе тугой узел, а между ног уже намокло и припухло, и ноет, чтобы он быстрее заполнил пустоту.

На миг Миша отстраняется, и наши взгляды встречаются, как всегда за мгновение «до».

Выпускаю его из рук и широко развожу ноги так, как ему, знаю, нравится.

И он одним махом заполняет меня: глубоко и резко, а я задыхаюсь от переизбытка ощущений.

Наклоняясь, он целует мою грудь и ключицы, замирает и чуть двигается. Пульсы смешиваются, и я закрываю глаза, отдаваясь моменту.

До боли.

– Ты всегда такая идеальная, – шепчет он, слегка усмехаясь, но не поднимая головы, – такая тугая. Твоя киска будто создана для меня… только для меня.

Приходится прикусить язык, чтобы не ответить, что на самом деле так и есть.

Он начинает резкие движения. То быстрые, то медленные длинные удары. Я способна лишь дрожать и слушать, как мы бьёмся кожа о кожу. Глаза наполняют слёзы, поэтому я обнимаю его руками и ногами, чтобы спрятать собственные острые чувства.

Только всё зря.

- Эй, ты чего, – замечает он, – ты что, плачешь? Почему?

Ладонью он вытирает мои щёки и гладит по голове.

– Мне слишком хорошо, – отвечаю я чистую правду.

Поцелуи становятся глубокими, а движения хаотичными. Мы постепенно приближаемся к краю. И мне совсем не хочется его переступать. Я сопротивляюсь. Только бы момент длился дольше. Но, в конце концов, отпускаю себя и разлетаюсь вдребезги, когда он, кончая, шепчет моё имя.

Когда просыпаюсь утром, в комнате я одна. Единственное, что напоминает о прошедшей ночи – моё обнажённое тело и сладкая тянущая боль между ног.

Зарываюсь лицом в подушку, на которой ещё остался его запах.

Мне так, чёрт его дери, хорошо, что совсем не хочется вылезать из кровати. Я бы ещё полежала, бережно перебирая в памяти кое-какие моменты.

Но спустя несколько минут заставляю себя подняться с постели. Из зеркала на меня смотрит удовлетворённая раскрасневшаяся девушка. Её карие глаза загадочно блестят, а облако тёмно-русых волос нужно ещё потрудиться расчесать. Как же приятно потянуться всем телом, зная, что именно ночью с ним делали.

Что ж, приходится закутаться в халат и прошмыгнуть в ванную, хотя так не хочется смывать с себя запах нашего секса.

После душа я надеваю одежду вместе с маской спокойствия и невозмутимости. С той самой маской, которую ношу уже пять лет.

Или даже дольше, если уж быть до конца откровенной.

6. 06

Ароматы блинчиков, кофе и яичницы с, по всей видимости, колбасой доносятся до меня уже на лестнице. Конечно, желудок урчит. Конечно, я голодна. Ещё бы, сколько энергии затрачено ночью. Впрочем, сейчас лучше об этом не думать.

На кухне Вита стоит у плиты и, словно заправский шеф-повар, перекидывает блинчики со сковороды на блюдо. Стопка блинов, однако, не успевает особо вырастать, так как ребята постоянно таскают себе их по тарелкам.