Это несерьёзно - стр. 19
— Что-то серьезное?
— Увы. Честно говоря, я не сплю уже две недели. Думал, ты заметила и специально добиваешь.
— Что? Не-ет! Ты с ума сошел? Я... да я бы никогда! Марк! Прости, если тебе так показалось. Я и правда зациклилась на себе, но специально я бы не стала.
Обнимаю его, целую много раз в щеки, и Марк наконец оттаивает. Обнимает меня в ответ, прижимает к себе. Я действительно ничего не заметила.
— Знаешь, что самое страшное? Я до панических атак боюсь потерять тебя, Кристина. Ты — все, что у меня есть. Самое важное. Мои дети и ты.
— И я тебя люблю. Ты не потеряешь.
— Я в этом не уверен.
Мы говорим долго. Обсуждаем его страхи перед грядущим увольнением. Вернее, переводом на другую, менее приятную должность. Марк паникует, так как в той, новой области никогда не работал, и поэтому места себе не находит. Я стараюсь подбодрить, нахожу тысячу поводов не отчаиваться. Мы вновь крепко обнимаемся, я незаметно реву от волнения и эмоций.
Боже, хороший мой, в себе всё носит, а я и знать не знала. Ну кто так делает? У всех есть пределы.
Снова прошу прощения, и мы, наконец, миримся. Я уговариваю его беречь здоровье и не переживать так уж сильно:
— У меня ведь есть работа, Марк. В крайнем случае ты можешь уволиться.
— И сесть тебе на шею? — смеется он, ероша мои волосы.
Расплываюсь в улыбке, уклоняясь от его рук:
— Думаю, какое-то время точно протянем, я как раз получила отличный аванс. Возьму еще подработку. Да ладно тебе, прорвемся. Марк, мои иллюстрации будут в книжках, которые продаются по всему миру. По всему, — повторяю и развожу руками, как бы показывая, насколько огромен мир. — Прокормимся. Главное, держаться вместе. Мы же семья. Я тебя люблю.
Он качает головой, гася смешок.
— Ты как солнышко в моей жизни. С тобой я молодею.
Это наша кодовая фраза. Когда Марк нуждается в ласке, произносит, что молодеет со мной. Я тут же выпаливаю привычное:
— Ты не старый, куда еще молодеть?
— Ночами тусоваться по барам сил нет, прошу прощения.
— У меня тоже нет. Это так, разовая акция. Прорвемся.
Во мне столько уверенности и тепла, что хочется укутать мужа, защитить, позаботиться. Раньше в этом надобности не было, но сейчас от мысли быть полезной — внутри все расцветает.
— Лучик мой, — умиляется Марк. Целует в лоб. — Давай спать, у меня закончились силы ругаться.
— Давай, я ужасно устала. Длинный, бесконечный, изматывающий день. И Марк! — окликаю, когда он встает и направляется в сторону ванной. — Мы семья. И мы справимся. Ты понял? Если на тебя будут давить — увольняйся. Серьезно.
— Кристинка, — качает он головой, — моя смелая девочка. Знать бы еще, что у тебя работа сохранится после моего увольнения.
Марк идет в ванную, а я на миг задумываюсь.
— В смысле сохранится? А что с ней не так?
Он как-то странно улыбается, опять качает головой и закрывает за собой дверь.
Вся былая бравада успешного иллюстратора и сильной женщины слетает, как шелуха, и мне снова холодно. Поджимаю колени, обхватываю их покрепче.
И так и эдак кручу в голове сказанное Марком . Он никогда не бросает слов на ветер, а я никогда не была дурой. С каждой секундой становится страшнее.
Я рисую, сколько себя помню, с самого раннего детства. Отец обожал мои картины, но при этом был категорически против, чтобы я выбрала себе творческую профессию. Его сестра-художница стала наркоманкой. Наверное, мне передался ее талант, но не характер. Тем не менее отец так сильно за меня боялся, что сделал все для того, чтобы я выбрала другую профессию. Мне нравилось его впечатлять, но и мечту в глубине души я сохранила. И как только пустила ее в свою жизнь, лишь только стала посвящать ей свое время — увидела успех.