Это моя работа. Любовь, жизнь и война сквозь объектив фотокамеры - стр. 12
– Разве ты не можешь поверить в то, что это нормально?
Я была слишком мала, чтобы понять, почему от нас ушел отец. Это нам предстояло узнать самим или в школе. Мы слышали, как другие дети шептались в коридорах: «Этот парикмахер… он гей… их отец гей». Не помню, чтобы женщины в нашей семье хоть когда-нибудь говорили о его гомосексуальности. Кажется, мы говорили только о жизни других людей.
По выходным мы навещали папу и Брюса в их новом доме, расположенном в полумиле от нашего, на берегу моря. Лорен, старшая из нас, особенно остро ощущала отцовское предательство. Через два года она окончила школу и уехала учиться в Англию. Лайза, Лесли и я стали по-настоящему близки. За следующие пятнадцать лет отец практически исчез из нашей повседневной жизни. Самые важные события моей жизни происходили без него.
Пустоту заполнила мама. В перерывах между приемом клиентов она приходила на все мои спортивные соревнования, восхищалась отличными оценками и давала советы, когда у меня начался первый роман. Она была очень стойким человеком – эту черту она унаследовала у собственной матери, Нонни, которая в одиночку вырастила пятерых детей. Мама старалась быть сильной и не злиться на отца. Она постоянно повторяла мантру, которой научила и нас всех: «Делай то, что делает тебя счастливым, и ты добьешься успеха в жизни». Похоже, так она избавлялась от одолевавших ее негативных чувств. Она старалась делать вид, что ничего не произошло. Думаю, что такое отношение мамы к их разрыву и мое детство, проведенное рядом с изгоями общества, помогли мне понять, что отец нашел счастье, которого заслуживал. Меня утешало то, что папа бросил маму ради мужчины, а не ради другой женщины.
Веселье по выходным ушло в прошлое. Отец продолжал работать вместе с мамой, оказывая ей моральную и финансовую поддержку, но напряженность подобной ситуации оказалась невыносимой для всех. Через шесть лет папа вместе с Брюсом открыл собственный салон. Большая часть стилистов и клиентов ушли от мамы к нему. Мама изо всех сил боролась за то, чтобы сохранить салон. Она никогда не умела зарабатывать и без отца больше не могла поддерживать прежний образ жизни. Первой жертвой пал двухместный «Мерседес». Мама не могла оплачивать счета за дом и машину. Почти каждый месяц у нас отключали то электричество, то воду, а однажды среди ночи приехал судебный пристав, чтобы арестовать нашу машину. Каждое утро я первым делом выглядывала из окна, чтобы проверить, стоит ли машина перед домом.
Мы бросили дом на Норт-Ридж-Роуд, с которым было связано столько воспоминаний, и перебрались в дом попроще, расположенный в нескольких милях оттуда. Бассейна там не было, да и двор оказался поменьше. Все мои сестры стали жить собственной жизнью, и мы с мамой остались одни.
Когда мне исполнилось тринадцать, отец вручил мне первый фотоаппарат. Это был Nikon FG, подаренный ему клиентом. Все произошло случайно: я заметила камеру, спросила, и он тут же отдал ее мне. Волшебство камеры заворожило меня. Мне было интересно, как можно остановить мгновение. Я училась фотографировать по старому руководству «Как делать черно-белые фотографии», на обложке которого красовалась фотография из Йосемитского национального парка, сделанная Анселем Адамсом. Без штатива, запасшись катушками черно-белой пленки, я сидела на крыше и пыталась снять луну с длинной экспозицией. Фотографировать людей я стеснялась, поэтому направляла свою камеру на цветы, кладбища, безлюдные пейзажи. Однажды мамина подруга, профессиональный фотограф, пригласила меня в свою лабораторию и научила проявлять пленку и печатать фотографии. Я с восхищением следила за тем, как натюрморты с тюльпанами и надгробиями проявляются на бумаге. Это было настоящее волшебство.