Это мой мужчина! - стр. 3
– Простите, открытие выставки ровно в восемь тридцать, сейчас еще очень рано. Но вы можете подождать, выпить кофе, – указывает рукой в сторону. – Вот там, за лестницей, есть автомат.
И в этот момент меня неожиданно продирает смех. Нет, ну что, правда… Она меня не узнала?
Глаза Лизоньки округлились, и она неуверенно так выдала:
– Юля Петровна, это вы разве? Простите, не признала.
– Здравствуйте, Елизавета Витальевна. Да, это я. Спасибо за комплимент. Не опоздала, надеюсь?
– Михалыч уже всех собрал и там, за рекламным щитом, теперь всем раздает ценные указания. Но вот здесь, слева, есть туалет с больши́м зеркалом, для нас специально ключи выдали. Вы можете пока переждать бурю…
– Спасибо, Лизок! – подмигнула я и взяла у нее ключи от туалета. Все-таки между ором Михалыча и большим зеркалом я, несомненно, выбираю второе.
Десять минут мне дали отдышаться, а потом послышались голоса за дверью и шум передвигаемой мебели. Ну как же, святое дело в последний момент! Я вышла, оценила позиции занятых сотрудников, нашла глазами уже порядком измахраченного Егорушку. И тут громом среди ясного неба пророкотал возле меня бас Михалыча. Я аж вздрогнула, блин.
– А что у нас Смирнова на работу не соизволила явиться?
Ошарашенно смотрю на него. Вот это да, вот это Ленка "могёт"!
Тут же в зале все заулыбались, поглядывая на меня и рядом стоя́щего Михалыча.
– Михаил Михайлович, – шепчу я, стараясь не разгневать и без того нервного мужика. – Я ж здесь, рядышком…
– Юля Петровна, – теперь округляет глаза мой взбудораженный начальник, – Вы?
– Я, Михал Михалыч.
Он, жадно облапав меня глазами, поправляет галстук и выдает
– Хорошо, очень хорошо… что вы на месте. Думаю, свои обязанности, Юля Петровна, помните. И не забывайте, – снова обратился он к работникам, – консультируют все, а не только отдел продаж! Все, я повторяю!
Долго разглагольствовать ему не пришлось. Открылся главный вход, и пошли первые посетители.
Рабочий день начался, все ненужные мысли в сторону.
3. 2
Ближе к обеду я уже тысячу раз пожалела о своем наряде и помянула недобрым словом Ленку. Вот где она раньше была со своими добрыми советами? Хотя Ленка, конечно, ни при чем. Нефиг было кексы жрать все выходные. Ну и что, что вкусненькие, а теперь вон дышать тяжело и юбка, будь она неладна, настолько стиснула мне бока, что лишний раз ни наклониться, ни повернуться.
К полудню, правда, мы все уже были как загнанные ослики, и мне даже расхотелось фотографироваться. Только Ленька, наш постоянный репортер из местной газеты, все же щелкнул меня, по старой дружбе. Но, думаю, на кадрах я либо с открытым ртом, орущая на Егорушку, либо с выпученными глазами, бегущая в торговый зал.
Когда удалось уйти на пятнадцатиминутный перерыв, я вознесла хвалу господу и профсоюзам всем вместе взятым. Долой рабство и тесную обувь! Блаженно скинув туфли и развалившись на кресле в подсобке, я с каким-то особым умиротворением смотрела, как Ирина, наша кассирша, заваривает чай.
Вместо обеда, нас ждал всего лишь быстрый перекус из бутербродов с сыром и ветчиной. Это наш Михалыч расстарался, дабы в торговом зале не воняло разогретыми пельменями и распаренными дошираками. Даже конфет купил.
Я, конечно, погоревала, но свою долю бутербродов умяла без зазрения совести. Мы немного позубоскалили с Иринкой, поперемывали косточки сотрудникам. Она меня вежливо предупредила, чтобы я не нарушала матримониальных (но недальновидных) планов Лизоньки. На что я ответила, что жить мне еще хочется. Кто ж про ее виды на Михалыча не знает? Все знают, но толку нет. Михалыч – кремень, заядлый холостяк, но на работе интрижек не заводит. Поэтому ни Михалыча мне не надо, ни Лизоньки с ее неуемной ревностью. Я ее настороженные взгляды и так целый день ловлю.