Это было так - стр. 3

– Ты уже всё ль, что ли? Справилась? – перевела разговор в другое русло Прасковья. Тема, конечно, больная, дак ведь от судьбы не уйдёшь… – Языком мелешь, быдто заняться нечем, а у меня ещё дел – до темна не переделать. Неколи мне.

– Так и мне неколи, – засуетилась Нюрка, вспомнив о брошенных дома делах и сердитом отце, и поправила платок на голове. – Только кто ж тебе что скажет, ежели не я?! Маруська вон ни полсловечка…

– А где й то она? – спохватилась Пашка, озираясь, и вдруг вспомнила, что сестрица за дверь успела шмыгнуть, пора она с Нюркой турусы разводила. – Опять лытки задрала и с глаз долой?

Она решительно вышла на крыльцо, Нюрка выкатилась из дому вместе с ней, но не стала принимать участие в поиске Маруськи, которая явно на сеновал смылась и досыпает там, а рванула домой. Не дай Бог отец спохватится. Вот уж по голове не погладит.

– Маруська! – вполголоса позвала Пашка сестру и оглядела двор. Нигде ни следа, ни шороху. Она повысила голос. – Коней пора гнать на выпас! Маруська!

Ответом ей была тишина. Обычно Прасковья не искала сестру. Махнёт рукой и переделает все дела сама. Быстрее получается. И спокойнее. Никакого нытья рядом. А то ведь Маруська и ноет, и от дела отлынивает, только нервы портит да время отнимает.

Но сегодня Проська твёрдо решила не уступать лентяйке: по вечёркам бегать взрослая, так пусть и поработает.

Прасковья поднялась по приставной лестнице на сеновал и увидела в дальнем углу Маруську. Сестра спала без задних ног. Где уж тут докричаться?!

Пришлось лезть на сеновал. Высоко задирая юбку, чтоб не оступиться, и костеря про себя лентяйку на чём свет стоит, Пашка подобралась к сестре и дёрнула нахалку за ногу:

– Вставай, лодырица!

Та отмахнулась, отбрыкнулась и даже глаз не приоткрыла, только сильнее вжалась в сено. Авось, повезёт: надоест Пашке её поднимать, плюнет та да и уйдёт, как обычно, одна справляться.

Но сегодня Прасковья была настроена на редкость решительно: она вцепилась сестре в волосы и грозно прошипела:

– Вставай, не то все космы повыдергаю. Лысая не больно на вечёрку побежишь! Разве что людей пугать.

Вцепилась не сильно и дёрнула слегка, скорее для острастки, но Маруська услышала грозные слова, взвыла. Испугалась.

– Проська! Злыдня! Волосья пусти! – заверещала она на весь двор не от боли, а от страха: а ну как в самом деле за волосья драть будет?! Что тогда?! – Встаю я!

– То то же! Давней бы так! – довольная Прасковья выпустила волосы сестры из рук и отвесила той лёгкий подзатыльник. – Не верещи. Матку разбудишь. Заснула только.

Вернулись сёстры в избу вдвоём, а там уже Полька хлопочет. «Хоть и мала девка, – довольно подумала старшая, невольно покосившись на надувшую губы Маруську, – а уже помощница. Эту и гонять особо не надо. Силёнок бы ей только чуток поболе».

Полинка была меленькая и на свои тринадцать лет никак не тянула. Ей-Богу, издали на семилетку смахивала. У них только Маруська покрупнее да попышнее удалась. Кровь с молоком. И на лицо хороша, прям как мамка в молодости.

Пашка вот тоже, как и младшая, мелковата да тоща. «Зато жилиста, – привычно подумала Прасковья о себе. – Не хуже других в работе-то».

Она явно поскромничала, потому что не только в работе была лучшей. Такую мастерицу и шить, и ткать, и вышивать ещё в округе поискать надо. А уж певунья какая! Без неё и на вечёрке скучно. Пропустила тут посиделки одни да другие, так сколь человек зашло спросить, когда она будет-то? Так и сказали, что скучно без неё-то. Вот тебе и тоща…