Этика Райдера - стр. 7

– Спасибо, – перекрикивая набирающий высоту вертолёт, ответил Вилле.

– Мы подготовили для вас отчёт. Пройдёмте.

– Ну а кратко? Что там вообще?

– Что там? – Скудников нахмурился и посмотрел в землю. – Там – чужие.

Пострадавшего сопровождали чуть ли не всем комбинатом – сначала до вертушки на проходной, затем до капсулы скорой помощи, чтобы под крики мастеров снова разбежаться по цехам.

Что и говорить, ночная смена выдалась неспокойная. Молочные боги пребывали в гнусном настроении: молоко плохо скисало, сливки со стабилизатором густели и забивали трубы, пасты не желали выходить на требуемую жирность. А про людских покровителей и вспоминать как-то неловко – они давно взяли самоотвод.

Не повезло оператору мойки. Во время набора ёмкость с азотной кислотой пошла верхом – вроде как не сработал датчик уровня, и парня обдало с головы до ног. Ошалевший он ворвался в маслоцех, где с него сорвали расползающуюся прямо на глазах куртку, облили из кёрхера, обработали пищевой содой, наложили марлевые повязки и вызвали скорую. Бедняга выглядел прескверно и мучительно стонал.

Печа наблюдал за этим из цеха паст и десертов. Сидел в стеклянном контейнере операторской между цехами – ни пасьянс без стрёма разложить, ни вздремнуть – и разрывался на два фронта: в его цехе шёл набор в танк молока, о чём свидетельствовали увеличивающиеся цифры на мнемосхемах мониторов, в смежном цехе хныкал у маслообразователя обожжённый парень. За цифры Печа отвечал головой, за парня – разве что совестью. Только помочь ничем не мог.

Когда он отсёк литраж и дал на приёмку команду проталкивать молоко водой, оператора мойки уже унесли.

Смена закончилась быстро, как первая бутылка в кругу старых друзей.

У сменщика были краснющие глаза и характерный выхлоп. Печа сдал ему цех, кратенько изложил всей дневной смене (даже подленький лизоблюд-мастер слушал с открытым ртом и сочувствующими глазами) ночное происшествие, свидетелем которого стал, и вместе со слесарями Василём и Филиппом поплёлся по галерее в раздевалку.

– Жесть, конечно. С парнем этим, – сказал Печа.

– Н-да, – выдохнул пожилой Филипп.

– О, тих-тих-тих!.. – привычно осадил Василь. – Кто его знает: жизня нападлила или сам обосрался. Нехер щёлкать.

В раздевалке пахло несвежими носками и куревом. Переодевались, обменивались новостями, перемывали косточки начальству.

Замок проглотил отпечаток, Печа открыл шкафчик, кинул под ноги гигиенический коврик, избавился от ненавистных сапог, стянул носки и стал босиком на губчатую поверхность. Мимо прошустрил Яша, фасовщик творожного цеха: в одних трусах, с полотенцем через руку – официант недоделанный.

– Привет, Печа. Как ночка?

– Как в мае почка!

Лёха Печаев получил кличку «Печа» ещё в школе, подхватили её и на работе, стоило лишь раз заикнуться на перекуре.

Поленившись влезать в сандалии, Печа сбегал босиком к умывальникам возле стирочной и помурыжил ступни в струе холодной воды, не жалея халявного жидкого мыла из дозатора.

В лабиринте шкафчиков обсуждали ночную травму. Недолго, с главным выводом: «не повезло». И желанием как-то сгладить начавшийся день.

– Ну что, все в ресторан? – сказал Василь. Уже одетый, уже с сигаретой, он заглянул в один из жестяных рядков, постучал ладонью по дверце. – С нами, Хохол?