Эти странные Рэдли - стр. 22
В зеркале заднего вида гаснут противотуманные фары, и машина останавливается. Хелен становится чуть полегче при мысли, что никто за ними не едет.
– Дело в том, – продолжает она, обретая контроль над голосом, – что это тоже нормально. Это нормально, милая моя, мы тоже сильные, мы все сможем преодолеть и вернуться к обычной жизни, я тебе обещаю. Это…
Хелен смотрит на дочь: кровь на лице Клары подсыхает полосами вокруг носа, рта и подбородка.
Как камуфляж.
Сколько же крови она выпила?
От этой мысли Хелен становится невыносимо больно. Это боль человека, который долго и тщательно выстраивал что-то грандиозное, как кафедральный собор, точно при этом зная, что эта конструкция рано или поздно рухнет вместе со всеми, кто ему так дорог.
– Что я такое? – спрашивает Клара.
Это уже перебор. Хелен не представляет, что на это ответить, поэтому молча вытирает слезы. Наконец находит слова:
– Ты та, кем была всегда. Ты – это ты. Клара. И…
Ей на ум приходит неожиданное воспоминание: она укачивает свою годовалую дочку, которой приснился плохой сон. Гладит по спинке и в сотый раз поет «кач-кач, лодочка», чтобы успокоить малышку.
Как же хочется повторить этот момент, и чтобы нашлась такая действенная колыбельная.
– Милая, мне так жаль, – говорит она. За окном машины мелькают деревья. – Но все будет хорошо, правда. Обязательно будет, обязательно. Обещаю тебе. Все будет хорошо.
Меня зовут Уилл Рэдли
Манчестер, парковка возле супермаркета. Молодая женщина с невыразимым томлением смотрит брату Питера в глаза. Она даже не соображает, что делает. На часах неизвестно сколько, а она торчит тут на парковке с этим невероятным, завораживающим, восхитительным мужчиной. Он был последним покупателем и подошел к ее кассе, не имея в корзине ничего, кроме зубной нити и упаковки влажных салфеток.
– Привет, Джули, – поздоровался он, взглянув на ее бейдж.
Вообще-то выглядел он безобразно – как потрепанный рокер из старомодного бэнда, который почему-то до сих пор считает поношенный плащ обязательным атрибутом стиля. И он точно старше ее, но определить его возраст на глаз она не смогла даже приблизительно.
И все же что-то в ней пробудилось, как только она на него взглянула. Полуобморочное состояние, в которое она впала в самом начале смены и которое длилось до тех пор, пока она не пробила все покупки и не вырвала из кассы все чеки, неожиданно исчезло, и она ощутила себя удивительно живой.
Плюс все эти клише, в которые верят романтики: учащенное сердцебиение, прилив крови к голове, внезапное легкое тепло в животе.
Они болтали, флиртовали, но теперь, когда они оказались на парковке, она не могла вспомнить, о чем он говорил. О пирсинге в ее губе? Да. Он его одобрил, но сказал, что фиолетовые пряди в ее черных крашеных волосах – это лишнее, пирсинга и бледного макияжа было бы достаточно.
– Готика будет тебе весьма к лицу, если ты сбавишь обороты.
Она никогда не потерпела бы подобной чуши от Тревора, своего парня, но выслушивала ее от этого незнакомца. И даже согласилась встретиться с ним через десять минут на скамейке у торгового центра, рискуя стать на следующий день предметом обсуждения сотрудников-сплетников.
Они разговаривают. Все машины разъехались, а они остались. Прошло вроде всего несколько минут, а на самом деле – целый час. Вдруг он внезапно встает и жестом предлагает ей сделать то же самое. Они куда-то идут через всю парковку. И вот она уже стоит, опираясь спиной на старый потрепанный «фольксваген» – трейлер, единственный оставшийся на стоянке автомобиль.