Эта прекрасная тайна - стр. 50
– Смерть брата Матье, наверное, большая потеря.
Парень открыл было рот, но тут же закрыл. Его подбородок чуть отвис, эмоции почти прорвались наружу.
– Вы и представить себе не можете.
– Приор стал одной из причин, по которой вы приехали сюда?
Брат Люк кивнул.
– Вы останетесь? – спросил Гамаш.
Брат Люк опустил глаза на руки, теребившие мантию:
– Я не знаю, куда мне еще податься.
– Монастырь стал вашим домом?
– Мой дом – песнопения. А их дом здесь.
– Музыка настолько важна для вас?
Брат Люк наклонил голову и внимательно посмотрел на старшего инспектора:
– Вы когда-нибудь влюблялись?
– Влюблялся ли? – переспросил Гамаш. – Я и сейчас влюблен.
– Тогда вы меня поймете. Когда я услышал первую запись, я влюбился. У одного из монахов в моем прежнем монастыре оказался этот диск. Первые записи появились года два назад. Он зашел ко мне в келью и дал послушать. Мы оба пели в монастырском хоре, и ему хотелось узнать мое мнение.
– Каким же оно было, ваше мнение?
– Никаким. В первый раз в жизни у меня не возникло никаких мыслей. Одни чувства. Как только у меня выдавалось свободное время, я снова и снова слушал запись.
– И что с вами произошло?
– Что произошло с вами, когда вы влюбились? Разве вы в состоянии объяснить такое? Эта музыка заполнила пустые пространства, а я прежде даже не подозревал, что они пусты. Она излечила меня от одиночества, хотя я и не подозревал, что одинок. Она дала мне радость. И свободу. Вот это и есть самое удивительное. Я почувствовал себя порабощенным и одновременно свободным.
– Вы ощутили экстаз? – спросил Гамаш, взвесив слова монаха. – Некое духовное переживание?
И опять брат Люк посмотрел на старшего инспектора:
– Не какое-то духовное переживание. Я испытывал их и прежде. Мы здесь все их испытывали, иначе не стали бы монахами. Это было вполне определенное духовное переживание. Не имеющее ничего общего с религией и с церковью.
– Что вы имеете в виду?
– Я встретился с Господом.
Гамаш позволил этим словам отзвучать.
– В музыке? – спросил он.
Брат Люк кивнул. Слов ему не хватило.
Жан Ги посмотрел на скринсейвер ноутбука. Потом на портативную спутниковую тарелку, которую они всегда брали с собой в такие глухие, отдаленные места.
Иногда она работала, иногда – нет.
Почему она работала, а почему нет, было для Бовуара великой тайной. Соединения он всегда делал одинаковые. Настройки тоже. Из раза в раз, во всех расследованиях.
А потом ждал, когда случится неизбежное. Или не случится.
– Merde[33], – пробормотал он.
Но пока еще у него оставался шанс. Он мог попытаться воспользоваться своим смартфоном «Блэкберри».
Он открыл дверь кабинета приора, выглянул. Никого не увидел.
Бовуар сел и большими пальцами обеих рук старательно набрал послание. Если раньше его электронные письма содержали по одному слову или знаку, то теперь – целые предложения. Он писал «вспять», а не «вс5». Никогда не пользовался смайликами или винками, предпочитал передавать свои чувства словами.
И делал это легко. С Анни. Его ощущения были неизменно ясными и очень простыми.
Он чувствовал себя счастливым. Он ее любил. Он скучал по ней.
И потом, если бы он и хотел использовать сокращения и символы, то еще никто не придумал таких, которые передали бы его чувства. Даже слова для этого плохо подходили. Но ничего лучше слов у Жана Ги не имелось.