Эстетический страшный суд - стр. 15
На этот раз собеседник философа уже не смог сдержать смеха.
– Друг мой, ответь мне на один вопрос, который я тебе уже задал ранее. Платят тебе за то, что ты делаешь, или нет?
– Нет, но….
– Да или нет?
– Нет.
– Что и требовалось доказать. А доказать требовалось то, что ты не работаешь. За работу платят деньги. Вот я работаю в офисе и получаю 60 тысяч в месяц плюс бонусы. Это и называется работой.
Да, такой вот разговор имел место, и если вы думаете, что он имел место всего один или два раза, то вы заблуждаетесь. Десятки и сотни раз нашему философу приходилось убеждаться в том, что он самый злостный бездельник, и какой бы объем работы он при этом ни выполнял, в итоге выяснялось, что работой всё это называться никак не может, потому что он не получает за свою работу деньги, а работа становится работой только тогда, когда за нее платят. Вместе с тем наш философ никак не хотел считаться бездельником, и однажды он решил отложить свои ученые, как он полагал, занятия в сторону и устроиться на нормальную работу. Тут ему помог собеседник по уже прочитанному вами диалогу, который устроил его в тот самый офис, в котором он работал и сам. И стал наш философ работать и, по отзывам окружающих, даже весьма неплохо работать. Он отличался хорошей дисциплиной, исполнительностью, и при этом делал свою работу с фантазией. Вот только сам он никак не мог понять, чем же все-таки он занят. Ему казалось, что он занят каким-то бессмысленным или в лучшем случае малоосмысленным умножением бумаг и файлов. Правда, ему объясняли практическую значимость его работы, и он даже вроде бы ее понимал (что-то там с какими-то товарами, которые благодаря его работе оказывались в том, а не ином месте), но понимание сущности его работы не способствовало пониманию ее смысла. Собственно, от него и не требовалось понимать то, чем он занят, главное было сделать то, что от него требуется. У него был свой участок работы, и этого было вполне достаточно. Для работы, но не для нашего философа. Ведь все-таки он был философом, а значит ему хотелось понять, – в данном случае, понять, чем он вообще занят. И тогда он решил дать определение работы. «Может быть, когда я смогу определить, что такое не моя конкретная работа, но работа вообще, мне станет понятнее, чем я тут все-таки занимаюсь». А чтобы дать определение, надо хотя бы некоторое время наблюдать за тем явлением, которое требуется определить, ввиду чего наш философ стал наблюдать за своими работающими коллегами, – и вскоре он уже собрал немалый рабочий материал. Во-первых, он с удивлением обнаружил, что никто в их офисе не любил свою работу, а некоторые работники прямо ее ненавидели. Однажды на его прямой вопрос: «Любишь ли ты свою работу?» – спрашиваемый посмотрел на него с удивлением и ответил: «Это же работа. Как можно ее любить?». Далее философ заметил, что если присмотреться, то работники офиса, как и он сам, весьма смутно представляют себе смысл всей их деятельности. Да, они были в курсе, чем занимается их фирма, но его поражала отстраненность этого представления, как будто речь шла не об их непосредственной деятельности, и вообще не об их жизни, а о жизни каких-то чужих им людей, для которых совершенно не важно, на что они тратят свою жизнь. Наконец, когда одному из работников повезло, и он вдруг оказался обладателем большой суммы денег, то первое, что он сделал… да, естественно, он уволился. И снова наш философ немного удивился, и снова нашелся человек, который удивился его удивлению. «Чему же тут удивляться? Думаешь, хоть кто-нибудь стал бы работать, если бы у него и так были деньги?». «Подумать только, – пришло в голову философу, – по-моему, главная мечта всякого работающего человека – не ходить на работу». В этот момент нашего философа посетило вдохновение, и он наконец-то смог дать определение феномену работы: