Если случится чудо - стр. 3

Тыльной стороной кисти Кэллам убирает выбившийся из моей прически локон и прижимается губами к оголившемуся местечку на шее.

– А мне нравится «Битлджус».

Он ни разу не смотрел этот фильм. Кэллам признался еще на первом свидании, но поправлять его не к месту. Как будто я нарочно ищу проблемы в наших отношениях.

– А знаешь, кто еще мне нравится? – Кэллам наклоняется, чтобы еще раз поцеловать меня. – Ты в том колье от «Тиффани», что я тебе купил.

Ах да. То, что он подарил мне вместе с подобающим платьем, потому что я, конечно, классная, но рядом с его друзьями не всегда выгляжу так, как надо.

– Полегче, мне через пару месяцев исполнится двадцать семь. Не подавай идей, – подтруниваю я над ним. Слова кажутся пустыми, но я-то знаю, как ему приятно их слышать.

– Отец любит говорить: «Напугал шлюху членом». Знаешь, что это значит, Аврора Белль Дженкинс?

Вот такой он, мой парень – брокер с Уолл-стрит. С дипломами Итона и Оксфорда. Сквернослов с безупречными манерами.

Мужчина, чья единственная вина заключается в том, что его одобряет моя мать.

Богатый. Влиятельный. Образованный.

Надежный. Добрый. Скучный.

Но мама не знает, что Кэллам мне нравится вопреки этим качествам, а не благодаря им. Прошло полгода, прежде чем я уступила его настойчивости, потому как знала, что он нравится матери, а то, что ей нравится, обычно фальшивое и пошлое.

Он обхаживал меня несколько месяцев. А потом вдруг заявился в тот самый бар на первом этаже его дома, где я и работаю, и стукнул кулаком по барной стойке.

– Скажи, что мне сделать, чтобы ты стала моей, – небрежно пробормотал он тем вечером.

– Перестань выглядеть таким собранным и здравомыслящим, – невозмутимо заявила я. – В тебе есть все, что желает для меня мать. А моя мать всегда ошибается в своем выборе.

– Поэтому ты постоянно отказываешь? – Кэллам недоуменно нахмурился. – Я прихожу сюда каждый вечер, умоляя дать мне шанс, а ты не соглашаешься, потому что я, не дай бог, могу понравиться твоей матери?

Я пожала плечами и, протянув руку за очередным запотевшим стаканом, вытерла конденсат.

– Да я же полный отморозок. Меня отчислили с первого курса Оксфорда. С позором. И не потому, что плохо учился.

Я приподняла бровь, со скепсисом ему улыбнувшись. Этого мне мало.

Кэллам громко выдохнул, тряся руками так, будто готовился к марафону.

– Ладно, сейчас придумаю. У меня на заднице родимое пятно размером с кулак. Я до сих пор ем на завтрак глазированные хлопья. Каждый божий день. Тренер говорит, что у меня руки как у Риса Иванса, соседа Хью Гранта из «Ноттинг-Хилла». Я… я… я не умею плавать! – Он ликующе вскинул руки вверх, и посетители рядом с нами отвлеклись от своих стаканов и заулыбались.

Я хихикнула, качая головой. Может, Кэллам не без изъянов, но он совершенно не похож на тех придурков, к которым меня обычно тянуло. Дебби, моя мать, постоянно сетовала, что мне нравятся последние отбросы общества. Испорченные, непризнанные пьяницы, которые могут принести только боль и венерические заболевания.

Доля правды в ее словах была. Я нечасто засматривалась на мужчин, но если так случалось, то заморочек у них было больше, чем страниц в журнале «Вог».

Тут Кэллам наклонился вперед и, распластавшись на барной стойке, прикрыл рот руками, словно собирался что-то прошептать мне на ухо.