Эскиз нашей любви - стр. 13
– Конечно, хочу.
– Тогда расслабься. Сейчас я сделаю контур, а потом начнем закрашивать, договорились?
– Догово… Погоди, а цветную делать больнее, да?
– Да, – уверенно отвечает Кэмерон, и я злюсь на него за то, что он не успокоил Келси. – Я буду набивать новую татуировку поверх старой, а для этого придется задеть рубцовую ткань. Поэтому не стану врать тебе, милая: да, будет больно.
– А я слышала, – опустившись на стул, скрещиваю руки на груди, – что это не больнее комариного укуса…
Кэмерон склоняет голову набок, всматриваясь в мое лицо. Я рада, что между нами находится кресло, потому что создается впечатление, что, если бы не оно, Кэм подошел бы вплотную, в очередной раз нарушая мое личное пространство.
– Все зависит от степени болевого порога, – он опускает взгляд. – Ты как предыдущую набивала?
– Пьяно, – шепчет Келс. – Очень пьяно.
Вздохнув, она разжимает напряженные пальцы и поднимает край майки.
Когда Кэмерон набирает краску из маленького колпачка, происходящее кажется мне интересным, но когда он склоняется над животом Келси, а затем раздается приглушенное жужжание, мне самой становится страшно за нее.
Она терпит и, прикусив губу, героически молчит.
– Ну как, – спрашивает Кэм, вытирая лишнюю краску салфеткой, – жива?
Она кивает, но гримаса мучения на лице говорит об обратном.
– Я все хотел спросить, почему «Чендлер» в сердечке? Не достаточно было просто дурацкого имени?
– Сначала я хотела написать: «Келси + Чендлер = навсегда», причем на интимном месте, но меня переубедили.
Кэмерон прекращает бить и выпрямляется. То же самое делает и Зейн в другом конце зала. Парни обмениваются недоумевающими взглядами, а затем смеются.
– Вы, – спрашиваю я у Зейна, поворачиваясь на стуле, – часто перебиваете такие татуировки?
– Постоянно, – отзывается он, возвращаясь к работе. – Популярнее имен бывших только рисунки членов.
– Серьезно? Кто добровольно набивает себе такое?
– На полном серьезе, идиотов хватает, – отвечает Кэм. – Однажды к нам пришел парень, у которого на заднице было написано: «Я имел маму Брэдли», а Брэдли – это его лучший друг. Келси, ты там как, жива?
– Жива. А как там мой живот? Много крови?
Кэм цокает языком.
– Ни капельки.
– Ты врешь. Энди, он врет, лучше посмотри сама.
Подаюсь ближе, чтобы проверить, но все действительно в порядке: плавные темные линии и очертания лепестков там, где Кэмерон уже успел прорисовать контур.
– Да нет там ничего, не паникуй.
На какое-то время мы замолкаем, увлеченные процессом создания тату. Кэмерон изредка поглядывает на меня, слегка улыбаясь, и при каждом его взгляде в моей голове вновь возникает та неловкая ситуация на парковке. Кажется, Кэм на каком-то подсознательном уровне заставляет меня испытывать эту неловкость снова и снова при каждой встрече взглядом.
– Не смотри на меня так, – ерзаю я на стуле и хватаюсь пальцами за мягкое сиденье.
– Как «так»? – жужжание затихает. Легким движением головы он смахивает челку со лба. – Как будто хочу сделать тебе татуировку?
– С насмешкой, – отвечаю я, опуская взгляд на почти законченный контур, – будто застал меня за чем-то неприличным.
– В чем твоя проблема? – спрашивает он, возвращаясь к работе.
– У меня нет проблем.
Если честно, меня уколол этот вопрос, но виду показывать я не хочу.
– Если я смотрю на тебя как-то по-особенному, то, может, только потому, что ты мне интересна. Я же говорил о своей слабости к фригидным пьяницам.