Размер шрифта
-
+

Ёськин самовар - стр. 12

Наступившее утро встретило Москву мягкой, почти ласковой температурой. День обещал быть теплым. В воздухе не ощущалось сырости, а солнце, пробиваясь сквозь редкие облака, освещало бульвары и проспекты. Легкий ветерок едва колыхал листву, которая еще не спешила терять свой зеленый наряд.

Столица жила своей обычной жизнью. Ее улицы были полны привычной суеты. Легко одетые москвичи – мужчины в рубашках с закатанными рукавами, женщины в ситцевых платьях и блузках – спешили на работу. Дворники неторопливо подметали тротуары. Дети с ранцами шагали в школу. А у газетных киосков уже толпились горожане, изучая свежие заголовки.

Печатные издания традиционно сообщали об успехах пятилетки и достижениях социалистического хозяйства. Ни больше, ни меньше…

***

На перроне Казанского вокзала Иосиф прощался с Мюллерами так, словно расставался с родней, которую знал всю жизнь. От каждого – по крепкому объятию, по хлопку по плечу, по короткому, но теплому слову.

– Встретиться бы нам раньше – я бы тебя охотно усыновил, – сказал на прощание опа Густав и тесно обнял парнишку.

– Береги себя, Ёся! – сказала тетя Эмилия, нежно потрепав его по щеке.

– Ты парень хороший, у тебя все получится, – добавил Вальдемар, стиснув его ладонь обеими руками.

– Не теряйся, пиши, если что! – выкрикнула кто-то из старших девочек.

Даже малыши, цепляясь за его рубашку, тянулись обнять. Один карапуз, тот самый, что вчера лез к нему на колени, захныкал – не хотел отпускать.

Иосиф вдруг почувствовал, как где-то глубоко внутри что-то кольнуло… Стыд за ту мимолетную мысль, что еще вчера шевельнулась в его голове – рассказать милиционерам об плане Мюллеров свалить в Германию. Он покраснел, будто кто-то прочитал его мысли.

Они верили ему. Приняли. Кусочек хлеба, место за столом, теплое слово – все это было по-настоящему. И он тоже почувствовал – его сердце прикипело.

– Как и договаривались, – напомнил опа Густав, подзывая к себе старших. – Сейчас делимся на маленькие группы. Без стадного вида. Не все сразу. В разное время – к стоянке такси.

Он оглядел своих и добавил почти шепотом:

– Встретимся в аэропорту. Шереметьево.

Группа начала рассыпаться – кто-то поправлял одежду, кто-то шептал про чемоданы, малыши притихли, будто почувствовали важность момента.

А Иосиф еще раз обернулся. Помахал рукой. И надолго запомнил этот странный миг: пятница, Казанский вокзал, Москва, прощание с теми, кого он успел полюбить – за одни только двое суток дороги…

Когда шумная группа растеклась по перрону, растворяясь в толпе, Иосиф остался стоять в одиночестве, глядя им вслед. Потом, повесив на плечо авоську, неспешно направился в сторону привокзального медпункта. Он знал, где тот находится – и теперь мог бы найти туда дорогу даже с закрытыми глазами. Как, впрочем, и тогда, в начале июля, когда брел туда почти вслепую – с лицом, распухшим до размеров красного шара. Это была его первая самостоятельная поездка – он ехал поступать в Тульское военное училище.

***

Тогда все шло по плану… до купания на последок в родной реке Илек. Прыжок, неудачное касание лбом дна – и вот он, новоявленный курсант, вышедший на Казанский вокзал с физиономией, которая больше напоминала переваренный буряк. В зеркало лучше было не смотреть. Люди шарахались, а дети пугались.

Страница 12