Эпидемия - стр. 8
– Ну вот! – бодро воскликнул кто-то. – Можем же, когда захотим!
Очнулся я, завертел головой. Вы не поверите, но проверяющие вели себя как в зале воинской славы: с огромным уважением разглядывали они – кто разорванную пополам агитку, а кто и просто голый участок бетона.
Потом я заметил комбата. «Дед» Сапрыкин стоял в проеме и с откровенной ухмылкой наблюдал за происходящим.
– Ну что? – ворчливо осведомился он, когда высокие гости отбыли восвояси. – Не подвел Леший?
– Никак нет, товарищ майор, не подвел!
Чуть запрокинув голову, комбат еще раз оглядел обезображенные плакатами стены.
– М-да… Век бы стоял и любовался…
И я понял вдруг, почему он прячет глаза под козырьком. Глаза-то у него, братцы, глумливые! А то и вовсе нетрезвые.
– Спасибо за службу, – подбил он итог, опять-таки не без издевки. – Обоим отдыхать до вечера…
В «консервную банку», как мы именовали попросту наш ангар, идти не хотелось – отдохнуть там просто не дадут. Дрыхнущий средь бела дня салабон – зрелище возмутительное и недопустимое, даже если он дрыхнет с разрешения начальства. Раскинули мы в бытовке две раскладушки и сыграли отбой.
– Лёх, – перед тем как провалиться в сон, пробормотал я. – А вдруг он тоже леший?
– Кто?
– Комбат.
– Да ну, фигня! – поразмыслив, отозвался Лёха, но, как мне почудилось, не слишком уверенно.
– А почему ты его тогда обморочить не можешь?
– Не знаю… Боюсь я его…
И вспомнилось мне бессмертное гоголевское: «…от сорочинского заседателя ни одна ведьма на свете не ускользнет».
Кому-то может показаться, будто мы в нашем ракетном дивизионе только и делали, что выгружали щебень, бетонировали, огребали внеочередные наряды и дурили проверяющих. Ну не без этого, понятно, – строящийся объект, вместо настоящих боевых изделий в капонирах стоят макеты, но, во-первых, с виду их хрен отличишь, а во-вторых, остальное-то все – действующее!
Мне как-то ближе были бетонные работы, нежели возня с аппаратурой. Ибо я и электроника суть вещи несовместные.
Так, однажды при моем непосредственном участии мы едва не пальнули (условно, конечно!) по вылезшему на вершину холма колхозному трактору, квалифицировав его как низколетящую малоскоростную цель, и в общем-то были правы. Трудно придумать нечто более низколетящее и менее скоростное.
Вот, скажем, кабина управления стартом. «Дед» Сапрыкин мыслит над выдвинутым из стенки блоком, а я стою рядом, готовый к услугам. В происходящем не понимаю ничегошеньки, твердо знаю одно: как только зеленый огонек на передней панели перестанет мигать и начнет гореть ровно, дело сделано – блок исправен.
– Отвертку принеси, – велит комбат. – На столе в бытовке…
С лязгом ссыпаюсь из напичканного электроникой вагончика по металлической лесенке. Несколько шагов – и я в бытовке (том самом закутке, который мы с Лёхой оформляли), беру со стола отвертку, возвращаюсь…
А «Дед»-то уже навеселе!
Когда успел?!
Вручаю инструмент и тупо смотрю, как неторопливые умные пальцы комбата в течение какой-нибудь минуты заставляют огонек возгореться ровным зеленым светом. И отвертка не потребовалась.
– На!.. – И «Дед» вручает мне отработавшую срок лампу. – В телевизор вставишь. В телевизоре она еще сгодится…
Вечером рассказываю обо всем в казарме.
– Ребята, – говорю. – А как это он?
– Так у него спирт в сейфе, – объясняют мне, снимая заднюю стенку с телевизора. – Ты еще ногу на верхнюю ступеньку ставил, а он уже ключик проворачивал. До секунды все рассчитано, понял?