Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках - стр. 52

. Он имеет в виду, что раз нет правила, позволяющего отпуск на волю в связи с замужеством, то, значит, это запрещено. Тем не менее он иногда делал исключения: в 1848 г. он согласился отпустить крепостную девку из другой костромской вотчины, если потенциальный жених выложит непомерную сумму 525 рублей252.

Самым ранним сохранившимся свидетельством отвращения к браку можно считать, вероятно, ответное письмо 1834 г. от управляющего всеми юсуповскими степными вотчинами о том, что вдовцы требуют невест, а девки отказываются за них идти; некоторые девки на выданье ни за кого не желают выходить в принципе, а многие отцы отдают своих дочерей только по принуждению253. Он не указывает никакое конкретное имение как очаг сопротивления браку и не уточняет, кто занимается принуждением. Возможно, речь идет про село Спасское Тульской губернии: в 1825 г. крепостные там и в прилежащей к нему деревне Прилепы утверждали, что вотчинный писарь стакнулся с местным попом, который брал с них лишку за венчания и другие церковные обряды. Отрицая эти обвинения, поп представил список из 173 мужчин и 164 женщин, не ходивших на обязательную ежегодную исповедь254. Имелось в виду, что они – раскольники. Вероятно, они противились попыткам попа втянуть их в лоно официальной церкви. Поскольку все население прихода в 1834 г. состояло из 609 крепостных душ мужского и 647 женского пола (включая детей 6 лет и младше, от которых не требовалось исповедоваться), староверы того или иного толка составляли там, судя по всему, четверть взрослого населения. Староверы или нет, крестьяне Спасского и Прилеп, по данным на 1834 г., поголовно вступали в брак и делали это по крайней мере с 1790-х гг. (те, которым в 1834 г. было за 50 и за 60). В действительности все юсуповские крепостные в Тульской губернии следовали принципу универсального брака255. Возможно, отцы-староверы не хотели отдавать дочерей в православные дворы.

Крепостные крестьянки Юсупова, которые вообще ни за кого не соглашались выходить замуж, жили в Ярославской, Костромской (как было известно Борису Юсупову) и Нижегородской губерниях256. По результатам ревизии 1834 г. в 49 деревнях вотчины Романовского уезда проживали 841 крестьянин мужского пола и 1071 – женского. Женского пола было на 27,3% больше, чем мужского, – почти несомненный знак того, что многие взрослые женщины никогда не были замужем. В выборке из этих деревень (493 мужчины, 646 женщин) около 14% взрослых женщин никогда не были замужем257.

То, что многие из его крепостных были старообрядцами, беспокоило Бориса Николаевича. В 1832 и 1833 гг., вскоре после наследования родовых владений, Юсупов посылал один наказ за другим, настоятельно призывая управителей принять меры к повышению посещаемости церкви и нравственности (он тоже связывал раскол с блудом). При этом он считал старообрядцев наиболее заслуживающими доверия крестьянами (имея в виду, по всей видимости, их склонность исправно выполнять свои повинности) и беспокоился, что, став православными, они могут перестать таковыми быть. Вместо жесткого нажима он попытался прибегнуть к мягкому увещеванию: в 1846 г. его московская канцелярия созвала его ярославских крестьян, занимавшихся в то время торговыми делами в Москве, на собрание, где священник сказал проповедь о благе принадлежности к единой истинной церкви. Староверы пришли к выводу, что это совершенная бессмыслица