Энциклопедия русской православной культуры - стр. 39

) притек на берег Волги с женами бы да с детьми, побросались в воду и погрязли бы на дно, чтобы не увлекаться соблазнами мира. А то еще лучше: взял бы я сам огонь и запалил бы город; как бы было весело, кабы сгорел он из конца в конец со старцами и с младенцами, – чтобы никто не принял из них антихристовой печати». За Романовым и Белевым последовала бы и «вся Россия»; за Россией сгорела бы, может быть, и «вся вселенная»… Полные таких надежд, являлись пропагандисты самосожжения в мир и не жалели слов, чтобы убедить простодушных слушателей. «О братие и сестры, – возглашали они, – полно вам плутати и попам окуп давати. Елицы есте добрии, свое спасение возлюбите и скорым путем, с женами и детьми, в Царство Божие теките. Радейте и не слабейте; великий страдалец Аввакум благословляет и вечную вам память воспевает. Тецыте, тецыте, да вси огнем сгорите. Приближися-ко семо, старче, с седыми своими власы; приникни, о невесто, с девическою красотою. Воззрите в сию книгу, священную тетрадь: что, – мутим мы вас или обманываем? Зрите слог словес и, чья рука, знайте. Сам сие начертал великий Аввакум, славный страдалец, второй во всем Павел. Се сие слово чту, еже святая его рука писала». И «старец, взирая, слезы ронит, – прибавляет описавший нам эти сцены противник самосожжения, – отроковица, смотря, сердце крушит; проповедник, распалялся, словеса к словесам нижет»^>19.

^{>Страницы рукописи Аввакума из «Жития протопопа Аввакума, им самим написанного»}

Среди доказательств деревенского пропагандиста кончина мира занимала, конечно, первое место. Она наступит скоро, очень скоро. Не нужно ждать и Ильи с Енохом; в 1689 г. будет «свету представленье»^>20, а на Москве уже «царствует Титин». Но ждать светопреставленья в мире невозможно. Время пришло лихое: если не сгореть, то как спастись от «змия»? Как соблюсти себя в ядении и питье, вращаясь среди никониан? «А как уже сгорел, ото всего уже ушел!» Иначе придется наложить на себя эпитимию лет на десять. Надо будет и «поститься, и кланяться, и молиться. А если в огонь, – тут и все покаяние. Ни трудись, ни постись, разом в рай вселись. Все-то грехи очистит огонь». Да, наконец, все равно от огня не уйдешь. При кончине мира ведь протечет река огненная и поглотит все. Сами апостолы должны будут пройти этот искус. Только самосожженцы будут освобождены от вторичного огненного испытания. Приводились далее примеры святых, окончивших самоубийством. Не было недостатка и в видениях. Один поморский мужик в бреду видел сгоревших в светлом месте и в венцах. А «во ослабе живущих и антихристу работающих» терзало в другом месте страшное колесо. Капля с колеса упала мужику на губу; он очнулся, а губа сгнила.

Всех этих убеждений и доказательств было достаточно, чтобы воодушевить напуганных слушателей и убедить наиболее усердных в них. Около «учителя» собиралась кучка людей, готовых за ним в огонь и в воду: «Пойдем в огонь, на том свете рубахи будут золотые, сапоги красные, меду, и орехов, и яблок довольно; пожжемся сами, а антихристу не поклонимся». От первого порыва воодушевления до самого факта самосожжения было, однако же, еще далеко. Проповедник, которому самому предстоял риск сгореть вместе со своими приверженцами, старался собрать их как можно больше. В промежутке рвение могло остынуть. Являлись сомнения: «Не худо ли то будет – еже самим себя сожещи». По мере приближения решительной минуты одолевал и страх смерти. И не раз предприятие откладывалось или расстраивалось вовсе. «Изнемогши печалью», паства «разбредалась» или расходилась по домам. Но раз задетая совесть не давала покоя. «От печали поотдохнув», сторонники самосожжения снова начинали «зазирать себя, как едят и пьют и на этом свете живут». И после двух-трех неудачных попыток они таки выполняли свое намерение. В большинстве случаев окончательное решение принималось под влиянием правительственного преследования. Лицом к лицу с «гонителями» самые нерешительные приобретали уверенность в том, что получат мученический венец.