Энциклопедия русской православной культуры - стр. 19
>Трехперстное крестное знамение. Рукопись начала XIX в.
Как отнеслась духовная и светская власть XVI в. к этим рассуждениям, которые век спустя осуждены были как раскольнические? После всего сказанного само собой ясно, что не только сочувственно, но и покровительственно, освятив старые национально-церковные особенности своим авторитетным признанием. Известный нам митрополит Даниил внес учение о двуперстном сложении в одно из своих поучений. В другом сочинении он вооружается против брадобрития, которое его современники считали, уже в XVI в., «поруганием образа Божия». В составленной при участии митрополита Даниила Кормчей книге помещено мнимое правило святых апостолов: «Если кто браду бреет и умрет, не подобает его хоронить… с неверными да причтется». После Даниила эти и подобные мнения были торжественно признаны и, по выражению преосвященного Макария, возведены в степень догматов Стоглавым собором, завершившим, как мы видели, торжество иосифлянской партии. «Кто двумя перстами не крестится, да будет проклят, – провозглашал собор, прибавляя при этом: – Так святые отцы решили». Тройная аллилуйя и бритье бороды по постановлению Стоглавого собора также «несть православных предания, – но латинская ересь».
Однако же, как вся совокупность иосифлянских воззрений, так, в частности, и мнение их о непогрешимости русского благочестия не остались без протеста. В 1518 г. приехал в Москву ученый грек Максим, получивший образование в Италии. В силу своего греческого происхождения он считал незаконной ту независимость от константинопольского патриарха, которую в его время уже приобрела фактически Русская Церковь. Как человек образованный, он не мог не заметить тех пробелов и недостатков, от которых страдало тогдашнее русское благочестие. «Приняли вы святое крещение и веру держите православную – честную и святую, – а плода доброго не имеете», – не стеснялся заявлять Максим Грек перед лицом судившего его собора.
>Максим Грек. Рисунок из рукописи. Конец XVI в.
Естественно, что в борьбе московских партий все симпатии Максима Грека склонялись не на сторону иосифлян. Скоро он приобрел себе друзей в среде учеников Нила Сорского и навлек на себя личное раздражение митрополита Даниила. Принявшись по поручению великого князя за исправление русских богослужебных книг, он затронул самое чувствительное место национального благочестия. Тех, кто работал с греческим правщиком, нередко пробирала «великая дрожь», когда Максим приказывал им зачеркнуть слово или даже целую строчку старинной молитвенной формулы. Не только враги, но даже его сторонники не были подготовлены к тому, чтобы понять, что дело тут идет только о форме. С неприкосновенностью формы те и другие связывали силу и действенность обряда. Естественно, что враги Максима Грека считали употребление неверной формулы богохульством, а его сторонники пытались убедить его, что сила древнерусского обряда доказана опытом: ведь с его помощью спаслись старые русские чудотворцы! В противовес им один из учеников Нила Сорского, Вассиан, убежденно выражался, что старые, неисправленные книги «от дьявола писаны, а не от Святого Духа». «До Максима, – говорил он, – мы по тем книгам только Бога хулили, а не славили; а ныне мы Бога познали Максимом».