Энциклопедия наших жизней. Семейная сага. Созидание. 1967 год - стр. 17

Нужно было, в соответствии с заданными данными, «создать» литьевую машину и нарисовать её в разных разрезах. «Создать» – это громко сказано. Не только я, но и многие другие, получившие подобную тему дипломники, и в глаза-то не видели литьевую машину. А чтобы придумать, т. е., сконструировать что-то самостоятельно?

Поэтому не удивительно, что мы все кинулись доставать синьки с чертежами любой литьевой машины, и копии старых дипломов.

В общем, мы, как шпионы, рыскали в институтской библиотеке, выспрашивали у лаборантов – где бы…, и как бы…?

Что-то отыскивали, что-то передирали, переписывали то, что надо, и то, что не надо… Кое за что приходилось платить, но, к счастью, по сравнению с сегодняшними временами, это были мизерные суммы.

Синьки я достала на время – в долг, кажется, за минимальную плату.

А вот – расчёты достать не смогла. Поэтому пришлось пользоваться «болванкой».

Заполучив «болванку» расчётов, мне оставалось в формулы подставлять свои заданные данные.

Готовые расчёты показывались руководителю диплома, и считались готовыми после получения от неё (у меня руководителем была назначена преподаватель – женщина) – подписи.

Поскольку, в формулах расчётов, использовались какие-то коэфициенты, в которых я тоже не очень-то разбиралась, подпись руководителя дипломного проекта мне удалось заполучить чуть ли не с пятого раза, в критические для диплома сроки.

На консультациях нам заворачивали (возвращали на доработку) – то расчёты, то экономическую часть и т. д. Но, как – бы то ни было, диплом был готов, и подписан всеми консультантами и руководителем диплома.

С синек, через стекло, переводили чертежи – на ватман. Естественно, чертежи не соответствовали заданным рассчитанным данным. Но кто будет на защите это проверять?

Дома у мамы мы раздвинули стол, вынув среднюю доску, и сверху положили большое стекло из серванта. Под столом установили настольную лампу. На стекло клали синьку с чертежами, а сверху – ватман. Мама аккуратно переводила на ватман чертёж. Линии у неё были тонкими, аккуратными. Но я находила чертёж бледным. Поэтому обводила чертёж карандашом ТМ, от чего линии становились жирными, а чертёж – грязным. Приходилось выкрашивать кучу мякиша от белого батона, и очищать лист добела.

Но это были всё детали, знакомые каждому дипломнику.

Самым памятным для меня осталось воспоминание о преддипломной практике.

Мне дали направление на практику на Карачаровский завод пластмасс, где меня в свою очередь перенаправили в проектное бюро завода – к Шембелю Иосифу (отчество не помню, кажется – Алексеевичу).

Проектное бюро завода – большой зал, заставленный кульманами, за которыми подрёмывали (шучу) конструктора. Шембель сидел за кульманом, стоявшим у стены. Внешне он был, вероятно, чуть старше меня, приятной внешности, с русыми волосами, и голубыми глазами. Чем-то напоминал Есенина, наверное – обворожительной, доверчивой улыбкой, проникавшей в душу. Он подвинув стул, усадил меня рядом.

Для начала, как он выразился – для знакомства, стал расспрашивать обо мне. Как-то неожиданно так получилось, что история моей жизни в чём-то напоминала его историю. Он тоже кончил вечерний институт, имеет семью, и тоже – двоих детей: девочку и мальчика. Причём. Каждый раз, как выявлялись какие-то схожие события в наших историях, он касался пальцами руки моей коленки. Странно, но меня это не возмущало. Наша беседа плавно перетекла в болтовню обо всём – разном.