Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая - стр. 36
Лось в три приёма открыл ножом банку, и кабину грейдера заполнил запах, который невозможно забыть, если ты его чувствовал хотя бы раз… Об этом стоит поподробнее.
Мой старший брат заканчивал в своё время Рижское лётно-техническое училище гражданской авиации, и один из его друзей-курсантов, слушая его рассказ о том, что нет в мире ни одного человека, способного проглотить даже кусок кукумарии, выразил сомнение. И тогда они публично поспорили на сколько-то там коробок шоколадных конфет, что «неверующий» не сможет съесть в одиночку целую банку этого «ценнейшего морского продукта».
Закончилось тем, что мой брат, вернувшись в Ригу после очередного каникулярного отпуска, специально привёз с собой аж две банки кукумарии (в европейской части СССР никто даже слова «кукумария» никогда не слыхал, потому что в продаже она была только на Колыме, Чукотке, Камчатке и Дальнем Востоке). Собрались в ленинской комнате всей ротой и приступили.
Соперник у брата был серьёзный. Для него не существовало в мире ничего несъедобного. Но, тем не менее, брат выиграл спор, хотя и не без труда. Оппонента стошнило, когда он уже был близок к победе, и ему оставалось съесть всего пару кусочков.
И вот эта гадость ночью в кабине грейдера, посреди каменной пустыни, поросшей стлаником, лиственницами, кустами и лишайниками, показалась нам самым изысканным в мире блюдом. Ничего вкуснее я в жизни своей не ел! И тут я со стыдом вспомнил, что ещё какую-то пару недель назад мечтал об американских джинсах «Монтана», о ярком полиэтиленовом пакете «Мальборо», о пластинке «Лед Зеппелин», о кроссовках «Пума». Боже, какой я идиот! Что значит вся эта бессмысленная, бесполезная шелуха по сравнению с кукумарией! Мы были счастливы, потому что чувство голода больше не ощущалось. Полбулки чёрствого хлеба и банка консервов на двоих – это вполне достаточный рацион для людей, не видевших пищи несколько дней.
И что значат деньги? В дорогу нам собрали почти двести рублей, и они лежали в полиэтиленовом пакетике в заднем кармане брюк, застёгнутом на молнию. Но деньги же есть не будешь! В тайге это просто бумага, которая годится разве только для розжига костра.
А следом пришло ощущение дикой усталости. Мы вырубились и спали слаще, чем в собственных белых постелях дома, в обычной обстановке. Но даже этот мертвецкий сон не помешал нам проснуться от надрывного воя моторов на перевале. Снова невероятная удача! Сейчас мы поедем домой!
Головная машина колонны «Уралов» с прицепами замерла около нас на обочине. Я первым вскочил на подножку, рванул на себя дверцу, почувствовал изнутри поток опьяняющего тепла и запрыгнул в кабину. Лось – следом за мной, и вот мы медленно, но всё-таки не на своих двоих, а в тёплой кабине грузовика, едем к дому. За рулём – угрюмый якут, который не ответил на «Здрасте», не проронил ни слова за час с лишним в пути и игнорировал «Спасиб! Досвиданнь!»
Он просто подчиняется неписаному закону Колымской трассы, который гласит, что того, кто не подберёт голосующего попутчика в тайге, ждёт неминуемая кара судьбы. Историй о разбившихся насмерть водителях, не выполнивших требование этого закона, на Колыме можно услышать предостаточно.
Входим во двор лесничества и видим наш ГАЗик с надписью «УРЮК» на заднем борту. Самого «гондураса» не видно нигде. Стучимся в кабинет к тёте Гале, вваливаемся внутрь, наполняя помещение запахом пропитанной дымом одежды и кирзовых сапог.