Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая - стр. 29

Рис.4

Прижим. Колымская трасса, 1964 год. Автор фото – Голубев В. П.

А сверху тоже подстерегает опасность. Камнепады и снежные лавины на прижимах – явление нередкое. Несчастных случаев, закончившихся гибелью людей именно на этом участке трассы, не помню, но падение отдельных камней и сход каменных рек, курумников, состоящих из острых гранитных пластин, на дорогу с причинением ущерба транспорту – это обычное дело. Но самое опасное – не камнепады. Всё дело в том, что ширина дороги не позволяет разъехаться двум грузовым автомобилям, попавшимся навстречу друг другу.

Если на прижиме встречаются автомобили, едущие в разных направлениях, то один из водителей вынужден медленно пятиться назад, к специальному карману, вырубленному в скале для таких случаев. И понятно, что в подобных ситуациях случается всякое. Особенно зимой, когда скользко и над бездной не видно обочины. Да и летом обочины имеют свойство осыпаться в самый неподходящий момент.

Упавшие в пропасть машины никто не эвакуирует. Их искорёженные останки покоятся буквально на каждом километре трассы. И практически каждая груда ржавого железа далеко внизу – это чья-то жизнь…

Блатной и балерина

На полянке уже есть два пассажира. Сидят на бревне у едва тлеющего костра, промокшие до нитки, молча курят, пряча цигарки в ладонях. Один явно рецидивист из блатных. Одет цивильно, но руки, синие от наколок, говорят о многом. А рожа! Ох уж эти блатные рожи. Их ни с какой другой не спутать. Дикая смесь наглости, хамства, жадности и трусости. На дух таких не выношу. У них все разговоры только о том, как перед ними на зоне сявки стелются. И через слово: «Нах, бля!»

На противоположном конце бревна худенькая хрупкая женщина лет пятидесяти, со смуглым лицом и намалёванными яркой красной помадой губами. Чистенькая, опрятная, в белой с красной полосой на спине японской куртке фирмы «Chori». На ногах – крошечные белые полукеды с иероглифами на язычках. Но по выражению лица и по призывным коротким взглядам, которыми она просто расстреляла нас с Лёхой, я безошибочно определяю в ней плечевую. Та ещё компания! Вечный зек, вышедший на недельку вдохнуть вольного воздуха, и престарелая проститутка, ублажающая дальнобойщиков за еду, выпивку и сигареты, иногда за «трёшку» или, если сильно повезёт, за «пятери́к».

– Здрасте всем!

– Здоро́во, мальцы!

– Мальчики, привет! Куда путь держите, красавчики? – проскрипела прокуренным голосом плечевая.

– Да нам бы до Кадыкчана.

– Тю! Тут вёрст сорок всего, я-то в Сусуман к корешу спешу. Должок у него ко мне имеется, хе-хе…

– А мне тоже в Сусуман. У меня муж там на зоне чалится.

– Му-уж! У нас есть му-уж? Ха-ха! Насмешила, бля, и кто у тебя муж? Первый конвойный батальон?

– Фонтан глохни! Чушок! – неожиданно властно рявкнула на фраера плечевая.

– Чё?! Чё ты щас, бля, сказала?! Да я те твою мохнатку ща с пастью местами поменяю!

И тут я увидел страшное. У Лёхи заиграли желваки на лице, глаза сощурились, а кулаки сжались. Это верный признак того, что мирное решение вопроса уже так же невозможно, как изобретение вечного двигателя. Огромный кулак со сверхзвуковой скоростью прилетел в губы блатного, огласив лес звучным щелчком. Блатного словно ветром смело на два метра от бревна, на котором он сидел.

Ошарашенный, сбитый с толку, он потерял свой вальяжный вид мгновенно. Перед нами валялся на камнях жалкий, сморщенный стручок, взгляд которого был наполнен не страхом, а ужасом и почтением. Тыльной стороной ладони он вытер месиво из соплей и кровавой пены и заскулил: