Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая - стр. 14
Мне показалось, что прошла всего пара минут между тем моментом, как рыба была заложена для приготовления, и моментом, когда Толик ткнул в один из пакетов тонкой щепочкой. Послышался тихий свист, и из образовавшегося отверстия забила струйка ароматного пара. Слушайте… Этот аромат, учуяв однажды, не забыть до смерти. И каждый раз при воспоминании о нём слюна будет заполнять рот, даже если ты сыт.
А какая это всё-таки вкуснятина! И разве можно было не «продолжить банкет»? В общем, с таким королевским блюдом мы пировали ещё очень долго, пока Позин не уснул за столом. В палатку идти спать так и не согласился. Всю ночь он провёл у костра, лёжа на одной ватной фуфайке и укрывшись сверху второй. Хотя… Как его укрыть, если на такую гору мышц требуется что-то размером с чехол для автомобиля?
Утром – наоборот. Когда установилась тридцатиградусная жара, Толик заполз в палатку и засопел, развалившись на месте «семерых козлят» в одиночестве, подобно какому-нибудь падишаху, предающемуся послеобеденному сну в своём шатре.
А мы нажарили пойманных накануне серюков и ленков, а оставшихся, засолив в кастрюле, поставили в ручей с ледяной водой и, предаваясь развлечениям, наслаждались выходным днём после тяжёлой недели. Сбитым в кровь рукоятями топора ладоням и натруженным мышцам иногда не помешает отдых. Искупались, сели за стол поиграть в карты.
Красный пулемётчик
Во время игры Вася Ополонский начинает меня раздражать тем, что беспрестанно трясёт коленом под крышкой стола, и дрожь его крупного тела передаётся на всю конструкцию, за которой мы расположились. Ходят ходуном не только стол, но и обе скамейки. При этом Вася постоянно шлёпает себя по лицу, убивая назойливых комаров, и беспрестанно напевает под нос одну строчку: «Красный пулемётчик, красный пулемётчик. Не пришла машина с хлебом на Алдан».
– Чё ты заладил? Какой «красный пулемётчик»?
– Да вот, Андрюх, Урюк-то не едет всё и не едет… Может, его того… Красный пулемётчик на перевале подстрелил?
– Дурак, что ли? Красный пулемётчик по дороге на Хандыгу, а Урюк в Кадыкчане сейчас, это ж в другую сторону.
– Ну, я так… Вспомнилась что-то детская песенка да привязалась.
– Про что это вы тут речи ведёте? – поинтересовался бригадир.
– Это, Толь, старая история. Про Ласточкино гнездо. Не слыхал, что ли?
– Нет. А какое отношение к нашей машине может иметь Ласточкино гнездо?
– Ну ты чё! Не крымское Ласточкино гнездо, а наше, то, что в Якутии, на Колымской трассе.
– И такое есть здесь? Нет. Не слышал. А что за место, Серёг?
– Это далеко отсюда, по трассе. Где-то между Оймяконом и Хандыгой есть перевал, который называется Сетте-Дабан, что в переводе с якутского означает «Семь ступеней». Так вот, эти Семь ступеней водители называют не иначе, как Семь ступеней в рай или Лестница в небо. Правда, есть и другое мнение, что это семь кругов ада. Там есть семь прижимов, каждый из которых – отдельное испытание шофёрского счастья или судьбы. Каждый прижим имеет своё название: Чёрный прижим, Жёлтый, Заячья петля, Чёртовы ворота, Развилка, Тёщин язык и Ласточкино гнездо.
Каждое из этих мест имеет славу гиблого. Там без причины машины срываются в пропасть. То камнепад, то сель, то лавина… В общем, там постоянно что-то происходит, и гибнет огромное количество людей. Больше всего обелисков – на обочинах у Чёртовых ворот, но самое жуткое место – это Ласточкино гнездо.