Елизавета Петровна. Наследница петровских времен - стр. 35
Группа авторов завершила работу тоже под утро. Сочинение вышло на редкость странным. Внешне оно мало отличалось от аналогичных уставов о прерогативах регента. Но две статьи не вписывались в традиционный стандарт. Первая гласила: «…ежели… наследники, как великий князь Иоанн, так и братья ево, преставятся, не оставя после себя законнорожденных наследников, или предвидится иногда о ненадежном наследстве, тогда должен он, регент… по общему… согласию в российскую империю сукцессора изобрать и утвердить. И… имеет оный… сукцессор в такой силе быть, якобы по нашей самодержавной императорской власти от нас самих избран был…» Во второй значилось: «…ежели б такия обстоятельства… случились, что он правление регентское необходимо снизложить пожелает, то мы на оное снизложение ему всемилостивейше соизволяем, и в таком случае ему, регенту, с общаго совету и согласия… учредить такое правление, которое б в пользу нашей империи… до вышеписанных наследника нашего уреченных лет продолжится могло».
Не парадокс ли? Бирон рвется в опекуны и тут же настаивает на праве, во-первых, «снизложить» непосильное бремя власти, во-вторых, на ее реорганизации под предлогом расплывчатого «ненадежного наследства». И кого он изберет и утвердит «сукцессором» Иоанна Антоновича, если не Елизавету Петровну? Себя?! А кто предвидел всеобщую ненависть к Бирону-регенту? Не Бирон ли?! А раз так, то обер-камергер столь высоко не метил, прекрасно понимая, что Бирон-император не процарствует и дня… Похоже, Анна Иоанновна, прочитав 6 (17) октября удивительный опус, подумала именно о плохом (герцог мечтает о короне!) и не подписала «определение», ограничилась апробацией манифеста. А проект устава о регентстве отложила в сторону. Любой другой, наверное, сдался бы. Только не Бирон. Пока за стенами Зимнего дворца дипломаты (Шетарди, Мардефельд) прочили в председатели регентского совета Анну Леопольдовну, герцог Курляндский 11 (22) октября всеми правдами и неправдами склонил петербургскую знать к подписанию челобитной на высочайшее имя с просьбой одобрить уставной документ. Царица не откликнулась и на нее. Тогда по приказу обер-камергера начался сбор автографов под той же челобитной у всего генералитета и чинов штаб-офицерского ранга. Эта новость произвела должное впечатление на императрицу, и 16 (27) октября на «определении» появилась долгожданная августейшая подпись.
Сутки спустя, в десятом часу вечера 17 (28) октября 1740 г., Анна Иоанновна скончалась. Утром 18 (29) числа петербуржцев уведомили, кто у них теперь новый император и как зовут его опекуна. И в тот же день слух о существовании тандема между регентом и цесаревной разлетелся по городу. «Некоторые лица» вдруг припомнили «склонность, сдерживаемую только ревностью царицы… которую герцог Курляндский чувствовал к принцессе Елизавете», и намекали на скорую узурпацию им престола через породнение с красавицей. Шетарди по горячим следам отрапортовал в Версаль, что Бирон сам обвенчается с цесаревной. Христофор Манштейн, адъютант фельдмаршала Миниха, в мемуарах просватал за дочь Петра старшего сына герцога. Английский посланник Э. Финч в депеше от 1 (12) ноября 1740 г. выразился осторожнее, сообщив в Лондон и о «посильных услугах» обер-камергера в отношении Елизаветы в прошлое царствование, и о нынешних стараниях «привлечь ее на свою сторону, зная, что она очень популярна и любима».