Елизавета I - стр. 54
Списать его слова на неуклюжую лесть я не могла, поскольку руки были моим предметом гордости. Они и впрямь были цвета слоновой кости, с длинными гладкими пальцами. Я при малейшей возможности демонстрировала их, особенно на фоне темных платьев.
Гость медленно поднялся и распрямился в полный рост, который оказался не слишком впечатляющим. Перед моими глазами, успевшими уже слегка привыкнуть к полумраку павильона, оказалась копна густых темных волос. Его макушка доходила мне только до переносицы.
Какой же он был крошечный! В глубине души всколыхнулось разочарование. Все остальные слухи, очевидно, тоже были верны. Он вскинул голову, и я увидела его лицо. Нос у него и в самом деле оказался немаленький, непропорциональный по сравнению с прочими чертами лица. Бородка росла какими-то жиденькими клочками, подбородок был скошенным, а кожа действительно изрыта оспинами. Они были не настолько глубоки, как утверждали слухи, но бросались в глаза, и куцая бороденка никак их не скрывала. Он улыбнулся. Ну, хотя бы зубы у него были хорошие – белые, ровные и все до единого на месте.
– Ваше величество разочарованы, – произнес он. – Я по глазам вижу. Что ж, бедный Франциск привык к этому. Видите ли, изначально меня назвали Эркюль – что значит Геракл, – но после того, как я переболел оспой и вырос не слишком большим, я поменял его на Франциска. Я недостоин носить славное имя Геракла. К тому же теперь никто не ждет от меня, что я стану убивать львов, чистить омерзительные конюшни или сражаться с ядовитой гидрой – если, разумеется, не брать в расчет мою матушку!
При упоминании Екатерины Медичи я издала смешок. Вот уж кто настоящая гидра – с ее-то многоголовыми амбициями.
Франциск был облачен в блестящий зеленый дублет, чулки в тон и узорчатый укороченный плащ.
– Единственное, чего мне недостает, ваше величество, – это листка лилии, – сказал он. – Чтобы стать вашим настоящим лягушонком.
Неужели он оделся так только ради того, чтобы напомнить мне о своем прозвище? Это было так мило, так обезоруживающе. Первое испытание он выдержал с блеском.
– Я тронута, – искренне сказала я. – И я обещаю холить и лелеять моего дорогого Лягушонка.
– Я буду купаться в вашей благосклонности, – отозвался он. – Но очень надеюсь со временем стать для вас более чем просто лягушонком.
Так и завязалось это наше странное ухаживание. Последовали тайные пикники, прогулки и обеды. Скрытность придавала всему очарования. Он был галантным, забавным и скромным. В мягком предрассветном сумраке летнего утра я могла потянуться и сказать себе: «Елизавета, невеста французского принца». В самих словах «французский принц» крылась какая-то магия. «Давным-давно жила-была английская королева, которая полюбила французского принца…»
Я все еще могла иметь детей. Было еще не поздно. Могла изведать все те простые женские радости, в которых всю жизнь себе отказывала. То, что поначалу было просто циничным политическим ходом с моей стороны (затяжные брачные переговоры между Англией и Францией помешали бы французам заключить пакт с Испанией, и если бы Алансон стал воевать в Нидерландах за счет французской казны, это позволило бы мне сберечь деньги и людей), превращалось в нечто более запутанное.
Я не рассчитывала на то, что он станет ухаживать за мной лично, я не рассчитывала на то, что он окажется таким располагающим, и я не рассчитывала на то, что в то же самое время мой полуофициальный супруг предпочтет мне другую женщину. В нем было очень много правильного. Он был принцем, наследником королевского рода. По происхождению и положению он мне не уступал.