Елизавета I - стр. 36

– Утверждают, что она отравила его ядом, который он приготовил для нее, – с извиняющимся видом произнес Бёрли. – Я всего лишь пересказываю вам то, что болтают люди.

– Они не уймутся, пока не очернят его имя навсегда. Даже после смерти нет ему спасения от их яда.

– Ну, эти слухи очерняют скорее имя его вдовы, – заметил он.

– Ваша правда. Ваша правда.

Но даже Летиция не опустилась бы до такого. Хотя… первый ее муж очень уж кстати отправился на тот свет именно тогда, когда вскрылась ее связь с Робертом Дадли. Злые языки винили Роберта. Но кто оказался в наибольшем выигрыше? Летиция, а никак не Роберт. Летиция заполучила богатого и привлекательного мужа, уж всяко получше того недоразумения, за которым она была замужем прежде. А Роберт лишился даже призрачной надежды жениться на мне и влияния при дворе в придачу. Так кто же оказался в выигрыше?

Я усилием воли отогнала недостойные мысли. Они были мне не к лицу.

Последующие три месяца прошли для моей страны и подданных в круговороте торжеств. Впервые в нашей истории народное ликование было столь всеобщим. Битва при Азенкуре случилась в другой стране, и, хотя мы тогда наголову разгромили неприятеля, поражение не поставило бы под угрозу само наше существование. В то время как душу мою переполняли благодарность Господу и облегчение, на сердце камнем лежала боль личной утраты. Это было точное отражение самой жизни, смесь горечи и сладости в одном напитке.

Но ничто на свете не длится вечно, даже празднества. В ноябре я решила положить конец торжествам, устроив церемонию, которая по пышности могла соперничать разве что с моей коронацией.

Процессия выдвинулась из Сомерсет-хауса, величественного особняка на Стрэнде, посередине между Уайтхоллом и Темпл-черч, который я в свое время пожаловала лорду Хансдону. Мы с ним решили, что там будут размещаться иностранные послы и проходить пышные приемы. Сегодня он чествовал меня не просто как королеву и кузину – как соратницу в борьбе с армадой.

– Как же так, дорогая кузина, вы сегодня не в латах? – пошутил он.

– В них не подобает появляться в церкви.

– Не знал, – отвечал он. – Мне сейчас неподходящим кажется светский наряд.

Ему, без сомнения, не терпелось поскорее вернуться к себе на север, где он был попечителем Восточной марки.

В тот день я облачилась в платье с невероятной длины шлейфом, который должна была нести Хелена Ульфсдоттер ван Снакенборг, маркиза Нортгемптон, самая знатная женщина в стране. Я сделала ее таковой – или, вернее, позволила ей сохранить титул после того, как она овдовела и повторно вышла замуж за мужчину ниже по происхождению. Я считала ее своей собственностью, поскольку убедила ее остаться в Англии после того, как двадцать лет тому назад ее посольская миссия в свите принцессы Сесилии Шведской подошла к концу. Сесилия давным-давно вернулась домой, так и не выполнив возложенную на нее задачу убедить меня выйти замуж за ее венценосного брата, а ее очаровательная соотечественница стала украшением нашего двора и моей любимой фрейлиной.

– Шлейф тяжелый, Хелена, – предупредила я.

– Мне силы не занимать, – покачала она головой. – Разве я не Ульфсдоттер?

– Вы не похожи на волка, – сказала я. – Впрочем, меня всегда восхищали скандинавские имена, образованные от названий животных – волк, медведь, орел, – Ульф, Бьорн, Арне. Они имеют свое значение.