Размер шрифта
-
+

Элиза и ее поклонники - стр. 12

Возвращайся скорее. Мы найдем способ уединиться. Я знаю место, где нам никто не помешает. Предчувствую, как твои губы тронут мою шею, грудь и маленькую родинку на бедре, а потом ты… Я томлюсь в ожидании минуты, когда твое горячее дыхание коснется всего того, что я так ревностно оберегаю от чужого взгляда. Живу надеждой на твои поцелуи.

В последние дни выпало много снегу, и все непрестанно сетуют на холод. Но я знаю: близится весна, и солнце скоро растопит лед, как огонь нашей страсти некогда растопил твою внешнюю холодность.

Возвращайся, mon amour! Возвращайся скорее!

Тебя ждет твоя

Minou[6]

– Мину? Ты знаешь, кто она? – спросила Анна.

– Нет. Возможно, это ласковое прозвище, – предположила Элиза. – Но слушай: есть еще постскриптум:


P. S. Моя кошечка ужасно стосковалась по твоим нежным рукам и по твоему…


– Чему? – в недоумении произнесла Анна.

Элиза посмотрела в ее широко раскрытые глаза.

– Не знаю. Может быть, поцелую? Не могу разобрать: здесь буквы расплылись.

– Дай-ка посмотреть. Гм… И правда, прочитать невозможно. Может быть, на это место упала слеза? Слеза любовной тоски? – Анна вздохнула. – Кто же все-таки написал эти строки? Откуда у вас эта книжечка, из которой выпало письмо?

– Трудно сказать. Часть библиотеки перешла к нам во владение десять лет назад вместе с домом. К тому же тетя Берта часто оставляет у нас те книги, которые уже прочла. Да еще papa велел переслать сюда кое-что из нашего замка. Многое привез Юлиус, но он, сколько мне известно, стихов не читает.

– Гляди-ка: бумага по краям слегка пожелтела. Почерк красивый, однако старомодный. Быть может, этот листок пролежал здесь с полвека, и Мину уже давно умерла, как и ее возлюбленный?

– Свиделись ли они?

– И что с ними стало?

– Ясно одно: Мину любила его всем сердцем, – заключила Элиза со вздохом. – И… э… Я думаю, их любовь не была целомудренной.

Анна тихонько усмехнулась и перечла:

– Твое горячее дыхание коснется всего того, что я так ревностно оберегаю от чужого взгляда… Непохоже, чтобы они были одеты.

Элиза плотно сжала губы, силясь прогнать от себя те образы, которые вдруг возникли в ее уме, а Анна между тем продолжала:

– «Твои губы тронут мою шею, грудь и маленькую родинку на бедре…» Вообрази, каково это – ощущать такое?

– Горячо, – вдруг вырвалось у Элизы: от одной мысли о подобной близости с мужчиной ее обдало жаром. – Горячо внутри, даже когда снаружи зимний холод. Я думаю, это чудесное чувство.

– А что, если получателем этого письма был твой отец в молодые годы?

– Ну скажешь тоже, Анна! Отдай! – воскликнула Элиза, забирая у подруги листок.

Разумеется, столь пылкие строки не могли быть адресованы papa, ведь он такой серьезный и строгий. Какое нелепое предположение!

– Если возлюбленный этой Мину не твой отец, то, вероятно, он бывший владелец этого дома, – продолжала Анна. – Тебе что-нибудь известно о бывших хозяевах?

– Нет.

– Ах, да не будь же такой!

– Какой такой?

– Сердитой.

– Я вовсе не сержусь, – отвечала Элиза. – Я размышляю. Видишь ли, я уже давно подумываю о том, чтобы самой написать роман, и надеялась найти здесь, в Бадене, время и вдохновение, необходимое для сочинительства. Мне кажется, что это письмо не случайно попало ко мне в руки. Это знак. Как, по-твоему, не сделать ли мне Мину героиней моего романа? Я использую подлинные ее слова, чтобы они задали книге тон и придали достоверность. Повествование будет полностью состоять из писем. Выйдет история большой любви, рассказанная самими действующими лицами, из которых каждый смотрел на нее по-своему…

Страница 12