Елиорнавия из клана Сигур - стр. 6
И вот, когда я уже готова задать едкий вопрос, мои тренированные глаза Охранителя замечают то ли отблеск, то ли вспышку яркого белого света где-то внизу. Но мы на большой высоте, значит, отблеск должен быть ярким, как взрыв.
– Ты видел? – задаю я риторический вопрос, уже готовясь к пикированию.
– Я никого, кроме тебя, не вижу, – всё так же ласково отвечает Алекс, но я не слушаю его. Сложив крылья, я камнем падаю туда, где увидела нечто, похожее на взрыв. Ветер свистит, что-то кричит самец, но мне просто надо попасть туда побыстрее, ведь я – Охранительница.
***
Я даже успеваю подумать, что мне показалось, когда вижу это. Сквозь стволы деревьев леса на территории какой-то стаи морфов, о чём свидетельствуют метки на стволах, виднеется что-то белое. Я бегу туда, даже и не поняв сначала, что вижу, ведь такого просто не может быть. В нашем насквозь формализованном мире, увиденному мной нет места!
На траве лежит девочка хомо, а рядом с ней сидит и что-то говорит ребёнок в возрасте птенца, но тоже хомо. Обе девочки даже не белые, а синие, а ещё – абсолютно голые, нет ни следа одежды. Но вот речь младшей мне непонятна, что необычно, ведь многие языки хомо я знаю. Поэтому я щёлкнула языковым артефактом и чуть не заплакала от услышанного.
– Мамочка… вставай… – просит младшая, речь которой едва понятна. – Придут… бить…
Я совсем не понимаю, о чём говорит ребёнок, и шагаю к ним.
Лежащая девочка никак не реагирует на меня, а сидящая рядом с ней вдруг начинает дрожать, тихо попискивая. Она падает поверх старшей, будто желая защитить её от меня, и от этого жеста я замираю. Рядом приземляется Алекс, сразу же помянувший Дод. Но почему-то целитель не бежит к лежащим детям, будто боясь нанести вред, а малышка со всё возрастающим ужасом в глазах смотрит на нас.
– Лежащая мертва, – падают в тишину, нарушаемую попискиванием ребёнка, страшные слова. – Младшая сейчас погибнет… Мы не успеем ничего сделать.
– Нет! – выкрикиваю я, буквально прыгнув к малышке, которая в этот момент потеряла сознание. – Нет! Я не позволю!
С мёртвой я ничего сделать не смогу, но дать умереть малышке я не в силах. Я не понимаю, как такое могло произойти, почему я принимаю решение, которое, возможно, перечеркнёт моё будущее, ведь делать птенцами хомо запрещено. Но она умирает! Она умирает! Поэтому я сознательно иду на преступление.
– Елика, нет! – в последнюю минуту догадывается о моих намерениях Алекс. – Не делай этого!
Но уже поздно. Клыками разорвав себе запястье, я пою своей кровью маленького измученного птенца. Пою насильно, желая спасти. И Санктум откликается на моё желание – ребёнок делает глоток, потом ещё и ещё. Да, старшую, страшно избитую, всю синюю девочку не спасти, но малышка будет жить! Даже если мой статус опустится ниже поломойки, даже если меня утилизируют, она будет жить! И это значит – что-то полезное я в жизни сделала. Теперь и умереть не страшно.
Но вот почему малышка звала старшую мамой? Та не могла быть её мамой даже теоретически, тогда почему? Как это возможно, и что с ними случилось?
– Старшая обескровлена, – произносит Алекс, опустившись на колено рядом с лежащей. – Очень сильно и не раз избита, но умерла она… Её выпили, Елика.
– Как… Выпили? – поражённо переспрашиваю я, усилием воли закрывая свою рану и держа на руках малышку, вступающую в первое Преобразование.