Эликсир - стр. 17
Я дал знать о своем местонахождении новоприбывшим – они быстро меня заметили, я думаю, как и все люди в зале после моих широких взмахов руками. Я поторопился скрыться за «защитным столбом». Слишком много внимания за день, слишком…
К тому времени как подошли Кира и Люксен, Утания заканчивала свою первую песню. Мы лишь обменялись приветственными кивками, и они сели за стол. Люксен держался как ни в чем не бывало, пребывал в прекрасном расположении духа, широко улыбался и поблескивал страшноватыми жемчужными глазами без зрачков. Настроение Киры заметно улучшилось с нашего последнего разговора, но обеспокоенности в ней не убавилось (хмурые бровки выдавали ее).
После непродолжительных приготовлений зазвучала следующая песня. На самодельной небольшой сцене на этот раз стояли оба – и Хиф, и Утания. Она в смешном мешковатом платье, которое, кажется, сшила сама. И он в своих уже привычных темных брюках и сероватой рубашке, поверх которой была накинута ярко-красная куртка, служившая для него неким талисманом на выступлениях аж с самого детства. На этот раз тоненький голосок Утании переплетался с еще более тонким и очаровательным звуком аккомпанирующей флейты Хифа. Они пели о двух влюбленных – про тот редчайший случай, когда жизнь преподнесла подарок обеим душам и оградила их от всех невзгод и преград, давая время отдохнуть и насладиться друг другом. Их любовь зародилась с детства, они всю жизнь прожили вместе и ушли… также вместе. Счастливый конец. Точка.
Песня была, скорее, визитной карточкой заведения, нежели кого-то из исполнителей. Они оба недолюбливали эту песню за ее излишне идеальный мир, недостижимый здесь – в реальности. Даже простодушной Утании это не надо было объяснять. В конце концов, она была наивна, а не глупа. Знал я это только исходя из личных бесед. Исполняли же они эту песню как самую любимую и драгоценную. Музыка вплеталась в слова, дополняя их и создавая нечто уникальное, особенное. Исполнители закрывали глаза, пока пели эту песню, побуждая слушателей сделать то же самое, как бы приглашая их в этот несуществующий идеальный мирок. Интересно было наблюдать за людьми в этот момент. Кто-то радовался чужому счастью, когда слушал про сделанное предложение, а кто-то не мог сдержать слез, когда пелось про шум волн и последний закат вместе на берегу моря. Каждый находил в песне что-то для себя.
Пока Кира, уперев одну руку в щеку, другой рисовала на столе невидимые узоры, Люксен, весь сияя, казалось, вслушивался в каждое спетое слово, в каждую сыгранную ноту. Хвост его вилял из одной стороны в другую, как у радостного щенка. Сидя на единственном видном месте, да к тому же будучи и без того заметной личностью, он привлекал внимание окружающих дам, которые теперь и не думали слушать песню. Как я и сказал – каждый находил что-то для себя. Певучее и легкое сопрано Утании сменялось глубоким и немного сипловатым баритоном Хифа. Уверенное крещендо, ведущее к кульминации, переходило в плавное диминуэндо в конце. Закат. Занавес (если бы он был). Взрыв аплодисментов. Люксен не смог усидеть на месте. Он вскочил, аплодируя, опрокинув свой стул и заставив засмотревшихся на него дам охать, ахать и хихикать, закрывая свои рты руками. Несколько поклонов под бурные овации и вот уже весь зал вновь погружается в монотонный гул. Я воспользовался перерывом и зазвал Хифа к нам.