Экзорцисты - стр. 5
– Полагаю, в случае необходимости большинство ветеринаров в состоянии вырезать аппендицит у человека, Сильви.
В общем, взял и испортил хорошую шутку.
– Наши встречи дали мне понять, – начал он сейчас, много недель спустя после того, как мы познакомились, – что есть вещи, которыми ты не хочешь делиться ни со мной, ни вообще с кем бы то ни было. Но, возможно, ты напишешь о них в дневнике, где их никто не прочитает.
Я ткнула пальцем в ненадежный замочек. Дневник с фиолетовой обложкой и розовыми полями больше подошел бы другой девочке, которая писала бы в нем красивым почерком с завитушками истории про поцелуи с мальчишками, пижамные вечеринки и тренировки команды болельщиц. В голове у меня зазвучал голос отца: Людям не следует знать, что происходит в нашем доме, поэтому ни ты, ни Роуз не должны никому ничего рассказывать – вообще никому.
– О чем задумалась? – задал еще один свой любимый вопрос Бошофф.
– О том, что не знаю, о чем стану писать в дневнике, – ответила я, хотя прекрасно понимала, что он задумал.
Но я столько времени провела в других комнатах без окон, рассказывая, что произошло той ночью в церкви, седому детективу и потрепанному на вид помощнику окружного прокурора, что не имела ни малейшего желания к этому возвращаться.
– Ну, можешь начать, например, с того, как ты проводишь день, Сильви.
Я иду по коридорам средней школы Дандалка, и все передо мной расступаются. Никто не смотрит в глаза и не заговаривает, разве чтобы поиздеваться надо мной и моими родителями и тем, что произошло с ними – и чуть не произошло со мной…
– Ты можешь написать, как вы живете с сестрой, когда все… изменилось для вас обеих.
Роуз отказывается ходить в магазины за продуктами и отправляется туда, только когда должна прийти Кора со своим блокнотом. По большей части мы едим фруктовое мороженое на обед и картофельные чипсы на завтрак, а посреди ночи хлеб с майонезом…
– Или ты могла бы просто открыть дневник, чтобы посмотреть, какие к тебе вернутся воспоминания.
Чтобы сделать вид, что я, по крайней мере, подумаю над его предложением, я открыла первую страницу и посмотрела на нее, представив себе красивый, с завитушками, почерк той самой девчонки: Мальчик поцеловал меня в пятницу вечером в своей машине столько раз, что окна запотели… Моя лучшая подруга проспала в субботу, и мы смотрели «Клубный завтрак» в записи… Все воскресенье я училась делать колесо для выступления команды болельщиц…
Где-то в самый разгар ее счастливой жизни я услышала голос Бошоффа:
– Сильви, последний звонок. Ты что, не слышала? Из-за уха?
Мое ухо. Я подняла глаза от пустой страницы и посмотрела на него таким же пустым взглядом.
– Слышала. Просто я… ну, не знаю… думала, что я напишу.
– Вот и хорошо. Рад, что ты об этом задумалась. Надеюсь, ты попробуешь.
Ничего подобного делать я не собиралась, но заверила его, что непременно попробую что-нибудь написать, и убрала дневник в сумку отца. Он складывал туда свои записи, когда они с мамой отправлялись в путешествия, а я носила в ней учебники с тех пор, как перестала пользоваться шкафчиком, потому что в нем постоянно ломали замок. Средняя школа оказалась совсем не тем испытанием, на которое я рассчитывала, и там было очень шумно. Грохот шкафчиков, пронзительные звонки, рев, наполнявший коридоры в конце занятий. Любой ученик, выходящий из кабинета Бошоффа и оказывавшийся в толпе, рисковал быть прижатым к стене, но только не я. Все расступались, чтобы меня пропустить.