Екатерина Медичи - стр. 22

– Разве кто-то в этом сомневается?

– Тогда почему свобода вероисповедания предоставлена нам лишь на бумаге, но не на деле? Молитесь, кому как нравится! Как кому захочется! Вот чего мы хотим. Зачем король собрал войска на границе? Уж не для борьбы ли с нами? Мы требуем смерти для Гизов, пусть король казнит Монлюка, этого изувера и палача, на совести которого сотни убийств и грабежей наших братьев. Почему же ему все прощается, а нас вешают только потому, что вместо мессы мы желаем слушать проповедь? Или этому – грабежу, разбою и убийствам – учит ваша святая римская церковь? Чем же она тогда лучше нашей, которая призывает единственно к смирению и любви к ближнему?

Коннетабль покраснел. Возразить на все это было нечего, настолько правдивыми были слова оратора.

– Господин д’Андело, вам бы проповедником быть…

– И во исполнение этой миссии вернуться в Париж, а потом взойти на костер, который угодливо разожгут под моими ногами католические святоши, – закончил д’Андело свой монолог.

– Наши требования невыполнимы, и мы знаем это, коннетабль, – произнес Конде. – Вот почему мы с оружием в руках пришли защищать свои принципы и требовать должного к нам уважения.

– Вы ставите какие-то условия?

– Одним из них является ликвидация католических гарнизонов в протестантских городах и замена ваших наместников нашими. Мы хотим действительной свободы вероисповедания хотя бы в южных и западных городах, мы просим расширить границы наваррского королевства и объявить его суверенным государством с протестантской религией. Ну что вы ответите на это, Монморанси? Или, вернее, что ответит король?.. Впрочем, мы знаем это и без вас. Мы добиваемся свободы и справедливости уже не один год, потеряв на этом ристалище немало светлых голов и, я уверен, потеряем еще, но мы не отступим от своего и будем бороться за нашу святую веру до конца.

– Таков ваш ответ?

– Да, можете передать его королю.

Коннетабль, понимая, что миссия провалена, решил сделать последнюю попытку:

– Вы спрашивали о причинах концентрации войск на границах государства. Вы подозреваете, что это – заслон для немецких протестантов, которые не смогут прийти к вам на помощь, когда на вас нападут? Так вот, это всего лишь вынужденная мера защиты от непрошенного вторжения испанцев на нашу территорию.

– Испанцев? Друзей Екатерины Медичи? Мы вам не верим.

Убеждать их, так же как и разубеждать, не было никакого смысла. Старый Монморанси понимал это, годы жизни научили его быть тонким психологом и чувствовать остроту момента, его непреложность и непоколебимость.

Он тяжело поднялся, помолчал, потом произнес:

– Прощайте, господа.

– Нет, до встречи на поле битвы, господин главнокомандующий.

– И все же я прощаюсь с вами, ибо чувствую, что битва эта окажется для кого-то из нас последней.

– В таком случае, прощайте, Монморанси.

Вернувшись в Париж, коннетабль тут же поспешил к королеве.

– Ну, что? – спросила она с читаемой надеждой во взгляде. – Они не приняли мира?

– Нет. Они решили биться за свою веру.

Огонек надежды потух в ее глазах. Она опустила их:

– Я так и знала.

Он передал содержание их беседы и сам же резюмировал:

– Их требования невыполнимы, и никаким обещаниям они уже не поверят. Нам предстоит кровопролитное сражение, мадам.

– Они сами избрали этот путь.