Екатерина Чубарова - стр. 17
– Супружество не поле брани. Жизнь с таким мужем, боюсь, не составила бы счастье ни одной женщине.
– Ты права, Нинетт. Но любящая женщина должна уметь прощать…
Голос лакея в дверях заставил вздрогнуть:
– Ваше сиятельство, к вам герцог ди Кастеланьоло.
– Проси.
В гостиную вошёл высокий красавец в тёмно-коричневом двубортном фраке со стоячим воротником. Его полудлинные чёрные волосы, зачёсанные со лба и висков, открывали тонкие бакенбарды-favoris.
– Приятно снова видеть вас в нашем доме, герцог! – княгиня Нина улыбнулась и встала навстречу. – Вы становитесь у нас частым гостем, что меня весьма радует!
Он прикоснулся губами к её руке.
– Где ваш супруг?
– Пётр Васильевич отлучился по делам службы.
– Жаль. Я надеялся увидеть князя.
– Прошу вас, герцог, составьте нам компанию.
Княгиня приказала лакею подать чай и подвела иностранного гостя к диванному уголку.
– Сеньор Раффаеле, позвольте вас представить моей подруге Екатерине Ивановне Чубаровой – дочери отставного ротмистра гвардии, участника русско-шведской войны.
Екатерина встала. Он поклонился:
– Вы носите имя русской императрицы.
– Увы, – она сделала книксен.
«Только я – Катя! Одна!» – заявила она, пяти лет от роду, когда к Александре Павловне пришли крестьяне просить разрешения окрестить младенца Катериной. С тех пор ни одной Катьки в деревне не рождалось – дабы не гневить барышню.
Герцог сел в кресло-корытце: руки положил на лебединые шеи из карельской берёзы, чуть запрокинул голову. Подбородок и носок чёрного начищенного сапога направил на угловую колонну – ни на одну из дам. Правую руку его декорировал золотой перстень с тёмно-бурым драгоценным камнем.
– Вообрази, Катрин! Уже год, как сеньор Раффаеле в Петербурге, а нам до сих пор не довелось познакомиться, – Нина наливала ему чай. – Быть может, вы, сеньор Раффаеле, расскажете нам какой-нибудь неаполитанский анекдот?
– Извольте. В Неаполе жил известный человек – принц Сансеверо. Дон Раймондо ди Сангро, великий изобретатель. Он поднимал животных и растения из пепла, создавал разноцветные фейерверки с песней птиц и даже свет, который не гаснет. Никто не знал его тайны. Однажды, когда моему отцу было семь лет, Неаполь увидел чудо. Карета выехала в море. Лошади скакали по волнам. Оказалось, что ди Сангро сделал их из пробки, а колёса двигались по волнам благодаря клинкам.
Княгиня улыбнулась:
– Этого учёного почитали за чернокнижника?
– Верно! – герцог всплеснул руками и погладил локотник её кресла. – Папа объявил его трактаты еретическими. Но дон Раймондо оставался предан всегда своему королю.
– А вы служили при дворе?
– Мой отец и моя мать служили при дворе.
Екатерина вслушивалась в его носовое «йа» и необычно мягкое «жь». И молчала, молчала… Она никогда не имела дел с титулованными иностранцами. Фразы не подбирались. На вопросы вежливости ради – не находилось слов.
Облик герцога не имел изъянов. Ровный цвет кожи топлёного молока на щеках перетекал в обожжённые сливки и собирался в мягкую тень под высокими скулами. А глаза – чёрные, со скрытыми зрачками, до внешних уголков густо подведённые ресницами, составляли идеальные пропорции с классическими линиями бровей, каких нарочно не нарисовать. Голос – приглушённый тенор. Поющий последний слог. Речь – как стая журавлей: взлетает фраза – и смотреть больше никуда нельзя. Тон выше – тон ниже, и, замолкнув, остаётся звенеть в ушах, как в хрустале.