Екатерина Чубарова - стр. 11

– Сейчас, матушка, княгинюшка, я вам самые лучшие выберу! – приговаривала женщина с блинами.

Белая рука в кольцах приняла горячий масляный блин. С кружевной каёмкой! Хрустящая поджаристая филигрань так и таяла на языке!

– Вот и вам, барин, кушайте на здоровьице! – женщина протянула сложенный вчетверо блин князю Петру Васильевичу.

– Ваше сиятельство, сбитень попробуйте! Запить надо блинчики! – из-за огромного самовара выглядывала круглолицая чухонка в красном гороховом платке.

– Ну, давай твой сбитень!

Ароматная медовая струйка побежала в деревянную кружку.

– Примите, ваше сиятельство, на здоровье!

Мальчик лет десяти выхватил кружку и передал с поклоном княгине. Вторую – князю.

– Хорош сбитень! – похвалил Пётр Васильевич. Чухонка заулыбалась, закланялась.

В центре площади под свист толпы пальцы весёлого мужичка надрывали струны балалайки – ух, притопни нога… Плечистый кривоногий пьянчужка с бородкой наплясывал – точь-в-точь как только что делал медведь. Схватил он шапку – шваркнул оземь, сорвал с себя зипун, засучил рукава рубахи:

– Ну, кто со мной сразится?!

Вблизи оказался кадет – худого сложения, с женским лицом.

– Эй! Барин!..

Народ оглядывался. Князь Пётр Васильевич поставил кружку и потянул Нину за руку.

– Чего, барин, испужался?! – взревел мужик.

Балалаечник перевёл мелодию на частушки. Народ зашумел: пойдёт или не пойдёт молодчик драться.

Что думаешь – чай, не трус! И под свист и частушки на вытоптанный снег полетели шинель и мундир.

– Ну-ну, давай, барин! Рубашечку не замарай! – задирался кривоногий, сжимая кулаки.

Один удар – и кадета поймала цепь толпы. На его женском синеглазом лице появилась задорная улыбка.

Захотели меня вдарить,

А я не думал убегать.

Не такой вменя характер,

Чтоб поганых уважать.

Второй удар – и огромный кулак сбил зелёную фуражку с кудрявой головы. Княгиня Нина ахнула.

«По-о-осторони-и-и-ись!» – снова послышалось где-то, и мимо промчалась тройка с бубенчиками.

– Барин, покажи этому забияке! – кричали из толпы.

– Дай ему по сопатке!

Кадет размял худые руки – и от его костлявого кулака лязгнула небритая челюсть.

– Ого! – ухнул кто-то из зевак. Княгиня Нина прикрыла рукой глаза.

– Пётр, уйдём отсюда!

– Подожди, Нинетт! – отмахнулся князь.

Да силы-то неравные!

– Ой убьёт барина! Покалечит! – закудахтали голоса.

– Поможем! А н-ну!..

Навалилась толпа на мужика.

– Вот лиходеи-то! Чё делают! Всею оравою на одного! Давайте, робяты! За брата нашего…

Пошла «стенка на стенку». Кулачный бой превратился в «сцеплялку-свалку», и князь Пётр Васильевич увёл жену оттуда – дабы не попасть ненароком под горячую руку. Крики и удары слышались до тех пор, пока полицейские не прогнали всех с площади драться на Неву.

«Ой, блины, блины, блины – ой, блиночки мои!» – повизгивали девичьи голоса.

Князь под руку с женой направился через площадь к Зимнему дворцу. У здания манежа какой-то европейский инструмент перебивал русские дудки, трещотки и балалайки средневековыми нотами. Ланевские подобрались ближе – за спинами зрителей блеснула позолота белых масок. Комедиант высокого роста в чёрной треуголке с белой меховой опушкой играл на маленьком инструменте, похожем на лютню. Из-под шляпы чернели гладкие волосы длиной до половины шеи.

Чёрный приталенный кафтан с медными пуговицами, чёрные кюлоты…