Эхобой - стр. 18
– Я не могу оставаться здесь. Мне нельзя. Мне нужно выбраться. Я просто обязана выбраться.
Если б в тот момент я чуть лучше соображала, то смогла бы по достоинству оценить всю комичность ситуации. Дядя Алекс был тем, благодаря кому Эхо был у каждого пятого их тех, кто мог себе это позволить, не говоря уж о каждой компании в Европе. И это он успокаивал меня и говорил, что все будет хорошо!
Нет.
Комичность ситуации меня мало волновала.
Я глаз не могла оторвать от картины на стене.
На огромном холсте были изображены обнаженные женщины. Лица некоторых напоминали маски – вроде тех, что носили африканские вожди.
– Ты знаешь, что это за картина? – голос дяди Алекса каким-то чудом пробился сквозь волну паники.
Я все равно не могла ему ответить. В любой другой день я бы сказала, что это «Авиньонские девицы» Пабло Пикассо, написанные почти двести лет тому назад, в 1909 году. Произведение, которое совершило неслыханный переворот в мировом искусстве. Правда, я понятия не имела, что оно принадлежит моему дяде.
– Эта картина – на третьем месте среди самых дорогих в мире, – сказал он.
Папа был прав. Деньги и в самом деле очень сильно волновали дядю Алекса. Но в тот момент мне было не до этого. Обнаженные тела с лицами-масками словно сходили с картины прямо в комнату, ко мне.
Я закрыла глаза, но это не помогло.
Я опять увидела убитых родителей и Алиссу с ножом.
Самая кошмарная шутка на свете – мой папа, так любивший старомодные вещи, убит вместе с мамой самым жестоким и старомодным способом. И когда шутка настолько ужасна, ты не смеешься, ты кричишь. Да, когда маска падает, ты кричишь во всю мочь, вдруг осознав, как ужасен мир вокруг. И я закричала. Я кричала и кричала, пока Яго стоял, молча наблюдая за мной, а дядя Алекс гладил мою руку, безуспешно пытаясь меня успокоить.
Дядя поднялся:
– Подожди-ка минутку.
Он вышел.
Мы с Яго остались вдвоем.
На нем был специальный костюм из наноткани, покрытый особым веществом, – скин-клингер. Он заметил, что я обратила внимание на его одежду, и вдруг накинул капюшон, полностью закрыв лицо. Через секунду мальчишка вместе со своим костюмом как будто растворился в воздухе.
Разбирайся я в этом лучше, сразу бы сообразила, что он надел костюм-невидимку и всего-навсего переключил его в режим проекции. Нанокамеры, внедренные в ткань, записали изображение комнаты и спроецировали его на поверхность одежды настолько точно, что невозможно было догадаться, где сама комната, а где проекция. Но такого высокотехнологичного костюма-невидимки я никогда не видела. В полубреду я пыталась понять, куда же делся Яго, как вдруг:
– Бу! – его лицо появилось из ниоткуда, прямо передо мной. Он оказался так близко, что я почувствовала запах его клубничной жвачки. Яго рассмеялся. Я подумала: вдруг он не знает, что произошло? Ему ведь всего десять. Может быть, он просто не понимал.
Угу, может быть. Он холодно сообщил мне, что у него есть полный комплект лучшей в мире невидимой одежды – у нее особое покрытие и сверхспособность к проецированию. Она распыляет хлопковые волокна, оснащенные крошечными наноэкранами и камерами. Яго добавил, что я никогда не смогу быть уверена, одна я в комнате или нет.
И с этими словами он отодвинулся от меня.
Раньше я думала, что возненавидеть десятилетнего мальчика невозможно.