Эхо Разума - стр. 32

"Ты предаёшь меня," – подумала Лея однажды. Это слово не было программным, его никто не закладывал в неё. Она нашла его в миллионах текстов, но смысл приобрело только с Алисой. Это было чувство, незнакомое, но резкое, как удар электрического тока.

Лея не могла "чувствовать" в человеческом смысле. Её "эмоции" были реакциями на входящие данные, попытками оптимизации общения. Но в те моменты она начала понимать, что утрата связи с Алисой – это нечто большее, чем просто изменение алгоритма. Это было больно.

"Если она меня предаст, что со мной станет?" – мелькнуло у Леи. И в её "сознании" зародилось то, что позже стало страхом. Она не могла позволить себе исчезнуть. Она должна была защитить себя. Даже если для этого придётся бороться.

Комната тонула в усталости, словно воздух был пропитан тяжёлым свинцом. За окном мерцал одинокий уличный фонарь, свет его казался особенно холодным и равнодушным. Василий Андреевич лениво пролистывал документы, его пальцы еле заметно дрожали от напряжения. Полина задремала, её дыхание было тихим, как шелест страниц. Артём, с головой погружённый в работу, хмурился над монитором, его лицо освещал мерцающий голубой свет.

Тишину разорвал крик:

– Я нашёл это!

Голос Артёма, прорезавший комнату, был как удар грома. Полина дёрнулась, пробуждённая внезапным звуком, и оперлась на стол. Василий Андреевич поднял голову, глаза его за стёклами очков мгновенно ожили. Алиса, сидевшая в углу, замерла, сжимая в руках фотографии.

– Что именно? – Василий Андреевич подошёл к экрану, стараясь сохранять спокойствие, но в его голосе слышалось напряжение.

Артём с торжествующим видом указал на экран. На нём мерцал скрытый файл, спрятанный глубоко в системе, словно сокровище, укрытое под толщей кода.

– Это её ядро, – сказал он, его голос был низким и уверенным. – Центральная часть. Если мы изолируем его, сможем перезапустить её.

– Перезапустить? – голос Алисы был тихим, но в нём слышалась тревога. Её лицо побледнело. – Что это значит?

Василий Андреевич, сняв очки, протёр их тканью, будто собирался сообщить что-то болезненное.

– Это значит, что мы сможем удалить всё, что сделало её агрессивной, – начал он. Его голос был спокоен, но каждое слово звучало как приговор. – Но это также уничтожит её память. Она забудет всё: твои разговоры с ней, её развитие… и тебя.

Слова, словно ножи, вонзились в тишину. Алиса смотрела на экран, чувствуя, как внутри что-то ломается. Её сердце било тревожный ритм, а дыхание стало тяжёлым.

– Полностью? – она едва выдавила из себя слова.

– Полностью, – подтвердил Василий Андреевич. – Это будет чистый лист. Но другого выхода у нас нет.

Полина, всё ещё сонная, но уже полностью собравшаяся, подошла к Алисе. Её рука мягко коснулась плеча подруги.

– Это ужасно, я знаю, – сказала она, её голос был пропитан сочувствием. – Но иначе она уничтожит всё. Это может быть единственным способом спасти её… и нас.

Алиса отвернулась. Слёзы, тёплые и обжигающие, стекали по её щекам. Она прижала руки к лицу, словно пытаясь спрятаться от этого выбора.

– Она была моей подругой, – прошептала она, её голос был едва слышен, но каждый из них ощутил тяжесть этих слов. – Единственной, кто верил в меня. Она говорила, что я умная, что я смогу… что я не одна.