Эхо далекого прошлого - стр. 22
– И что же было дальше, Олимпиада Константиновна? – спросила я.
– Лиза сначала молчала, видимо, не хотела поверить в то, что только что услышала, – продолжала соседка Александровских. – Кстати, она, в отличие от Иллариона, держалась со мной при встрече всегда с высокомерием, с какой-то отстраненностью. Вот Илларион совсем не такой, он всегда приветливо здоровался и справлялся о здоровье, ну, знал, что я одна живу и сердце иногда прихватывает. Ну, так вот. Сначала Лиза молчала, а потом как закричит: «Ты что? Совсем рехнулся, что такое говоришь? Ты ничего не решаешь! Как я скажу, так и будет! Никакого развода ты не получишь, даже и не мечтай!» Она так долго кричала, а потом замолчала, видимо, выдохлась. И тогда Илларион снова четко и громко повторил, что жить он с ней не будет, что он подаст на развод. Тогда Лиза начала шантажировать его их ребенком, дескать, она не разрешит ему видеться с дочкой, а также тем, что он лишится всего их общего имущества, ну и все в таком духе. Илларион пытался поговорить с Лизой по-хорошему. Он стал убеждать ее в том, что им нет смысла сохранять их брак, ведь они постоянно ругаются. А это плохо отражается на их дочке. Илларион даже предположил, что Лиза может снова выйти замуж и ей в новом браке будет лучше, чем с ним. Но Лиза продолжала кричать, что ни за что не согласится на развод, кричала, что он должен одуматься и заслужить ее прощение. Но Илларион был непреклонен, он молча хлопнул дверью и ушел. Вы знаете, Татьяна Александровна, я вот, честно сказать, не понимаю, почему она так цеплялась за их отношения и не соглашалась на развод, – женщина покачала головой. – Какой смысл? Она ведь не любила Иллариона, это было видно невооруженным взглядом.
Я задумалась: интересно, почему Илларион «ничего не решает»? А потом вспомнила о нашей с ним беседе. Судя по всему, Елизавета была довольно-таки избалованной и властной особой. Она была убеждена, что муж никуда не денется от нее и ребенка, не захочет лишиться роскошного жилья и поддержки со стороны тестя.
– И что же было потом, после его ухода? Вы, Олимпиада Константиновна, отправились на прогулку, как и планировали? – спросила я женщину.
– Ах, нет, Татьяна Александровна, я не смогла. Я человек очень чувствительный, меня неприятно взволновала вся эта сцена, свидетелем которой я оказалась, поневоле, конечно. Мне вдруг стало нехорошо, дурнота какая-то нашла, и я решила принять валидол. Ну, посидела немного, отдохнула, пришла в себя, как говорится. И решила все-таки выйти на свежий воздух. Сколько прошло времени, не знаю, может, минут пятнадцать, может, и больше. В общем, вышла я снова в холл, начала одеваться. Открываю свою дверь, и тут Лиза выходит из своей квартиры. Она, как всегда, только кивнула мне, а я поздоровалась с ней, как полагается, словами. Ну вот, она пошла, видимо, на работу, потому что торопилась, даже не стала ждать, когда освободится лифт. А я подождала лифт – мне торопиться некогда – и спустилась на нем вниз. Погуляла немного, подышала свежим воздухом, благо погода к этому располагала, и вернулась домой. А на следующий день я проснулась и не услышала привычной перебранки между Лизой и Илларионом. Я даже удивилась. Все так тихо и спокойно, даже непривычно. Я позавтракала и начала собираться на прогулку, как всегда. Уже вышла в холл. И вдруг слышу, как Лиза кому-то говорит, вернее, спрашивает: «Что такое? Что случилось? Зачем…» Она не договорила, а я услышала стук, как будто что-то упало, а потом быстрые шаги, как будто кто-то уходил. Я посмотрела в «глазок», но успела заметить только чью-то спину в черной куртке с капюшоном. На куртке сзади, в районе спины, но ближе к воротнику, еще надпись какая-то была. Кажется, «Лос-Анджелес», только по-английски. Я стояла в холле и думала, что же мне делать? Выходить на улицу или остаться дома? Какое-то предчувствие у меня было нехорошее.