Его Высочество Ректор - стр. 8
Пару минут я восстанавливала дыхание и прислушивалась. До «сцены раком» решила не досматривать – не было времени, да и полежать негде. Наконец вышла из кабинки, посмотрелась в большое настенное зеркало – вроде бы, «следов преступления» на лице не видно. Разве что скулы покраснели да зрачки расширенные. На всякий случай сполоснула лицо прохладной водой, вытерлась салфеткой и со скучающим видом вышла из туалета.
***
В общаге все было как всегда – привычный послеобеденный гомон и суета. Кто-то шлялся по коридору в одном нижнем белье, кто-то сидел перед телевизором в общей гостиной. Из душевой доносился смех и звуки льющейся воды – интересно, что там за веселье?
На втором этаже Восточного крыла жило особенно много русских – ну, то есть необязательно русских, но на «великом и могучем» говорили почти все. Даже девушка с дальнего востока, совершенно незнакомой мне прежде кумыкской национальности.
Ксюху я в нашей с ней комнате не нашла, бросила сумку на кровать, взяла телефон и пошла выяснять, что сегодня на вечер планируется. По сложившейся традиции, вечерами собирались в одной из комнат, каждый вечер у кого-то другого – смотрели запрещенные киношки, курили, мыли кости профессорам, бывает, что и выпивали – если было что. В принципе, все то же самое можно было делать и в гостиной, но туда могла нагрянуть Магда – одна из помощниц нашего ректора.
Это ведь только он у нас имел право на развлечения. От нас, семнадцати- восемнадцатилетних «воспитанниц» господин Кронвиль, по всей видимости, ожидал поведения благородных девиц века Французского романтизма. Эх, вот наберусь мужества, заявлюсь к директору по какому-нибудь важному вопросу, да и подложу ему тихонько флешку с записью… Оставить же себе на память копию ничего не мешает. И не узнает никто…
- Лика! – окликнул меня кто-то с полным ртом. Я обернулась.
Катька Самойлова – дочка известного Питерского банкира, некрасивая, кудрявая толстушка и жуткая сплетница – стояла в дверях своей комнаты и что-то ела, цепляя вилкой из высокой консервной банки.
- Будешь трюфели? Маринованные.
Меня передернуло.
- Терпеть не могу трюфели. Особенно маринованные.
Видно было, что такого ответа Катька не ожидала, а потому опешила. Бросила вилку в банку и забегала глазами, будто ища другие варианты.
- А хочешь посмотреть, что мне маман привезла на выходные? Там такие феррагамы шикарные есть – улет просто. Мне малы оказались, а на тебя идеально сядут... Продам за копейки.
Я вздохнула.
- Что тебе нужно, Кать?
- Да ты за кого меня принимаешь?! Я же просто так, от чистого сердца!
Она сделала оскорбленное лицо, но повестись на это мог бы разве что какой-нибудь новичок – привычку банкирской дочки покупать услуги, информацию и даже подруг знали в колледже все, включая «англичанок». Заметив, что меня не впечатлил ее театр юного зрителя, Катя решила, что умнее будет выложить карты.
- Идем! – она потянула меня в комнату, закрыла дверь, встала напротив меня и деловито скрестила руки на груди. Приглушенным голосом, будто кто-нибудь мог подслушать, сообщила.
- Есть одно дело. Личного характера. К тебе кто-нибудь на бал конца года приезжает?
Здесь, пожалуй, стоит сделать небольшое отступление и кое-что прояснить.
Выпускные балы, они же балы по поводу окончания учебного года в нашем колледже считались событиями исключительной важности. То есть, важные-то они везде, но не везде в этот день женский коллектив строгого английского колледжа получает право на личную жизнь. Парней на этот бал можно было не протаскивать, как обычно, тайком, а пригласить совершенно официально. И даже, если не особо афишировать, оставить кого-нибудь на ночь. Я в таком эпохальном событии участвовала всего лишь раз – в прошлом году, по окончании своего второго семестра в этом заведении. На этот грядущий через неделю бал я собиралась пригласить Стива – того самого пацаненка с выставки в Сохо. Симпатичный, юркий метросексуал, такой же татуированный, как и я – он составил бы мне отличную пару.