Его величество - стр. 61

Чтобы не задремать, Николай Павлович время от времени выходил из кабинета, проходил мимо офицеров, стоявших в ожидании допроса, заговаривал с кем-нибудь из арестованных, проходил в кабинет к генералу Толю, слушал показания очередного бунтовщика и возвращался к себе.

Первый допрос начался в 7 часов вечера 14 декабря. Караульный завел штабс-капитана князя Щепина-Ростовского. Он был в форме и в белых панталонах. Его схватили сразу на Сенатской площади. По пути во дворец с князя сорвали эполеты.

Князь был заметной фигурой среди мятежников. Вместе с братьями Бестужевыми Александром и Михаилом он возглавил бунт в лейб-гвардии Московском полку и увел из казарм около 700 солдат на Сенатскую площадь. Он ударил саблей по голове командира полка генерала Фредерикса, сбил с ног командира бригады генерала Шеншина.

Карл Федорович Толь, получивший указание императора, с каждым задержанным разбираться подробно, постепенно проникался к штабс-капитану доверием. Щепин-Ростовский не скрывал свои порывы, не прятался за Бестужевых. Он говорил откровенно, что был возмущен, когда узнал о новой присяге, тогда как присягал Константину Павловичу. Он не требовал реформ, конституции. В его планы не входило свержение самодержавия.

В ходе допроса выяснялось, Якубович, прежде чем отправиться на переговоры с императором, заручился поддержкой штабс- капитана князя Щепина-Ростовского. Они сделали это вопреки намерениям лидеров тайного общества и рисковали навлечь на себя гнев руководителей мятежников.

К половине двенадцатого ночи в генерал-адъютантскую комнату Зимнего дворца привели одного из руководителей Северного общества Рылеева. Кондратий Федорович был в черном фраке, черном жилете и черном шейном платке. Его черные глаза смотрели печально и с полным равнодушием. После краткой беседы ему объявили, что только чистосердечное признание может облегчить участь арестованного. Рылеева усадили за маленький стол, где он написал показания, и лишь потом генерал Толь провел его к императору.

– Ну, Кондратий Федорович, – заглядывая в протокол допроса, обратился к нему государь, – веришь, что я могу тебя простить?

Рылеев молчал. Он был уверен – нет смысла ждать прощения и все эти обещания – игра слов, заигрывание, с целью выведать связи его с другими руководителями восстания, планы их. Он чувствовал усталость во всем теле и хотел уединения.

– Сядь, – словно улавливая ход его мыслей, сказал Николай Павлович.

Он усадил Рылеева в кресло, подал стакан воды:

– Выпей!

– Ну чего? Говорить со мной можешь? – после паузы спросил государь.

Рылеев хотел подняться с кресла, но император удержал его за плечо:

– Нет, сиди.

Николай Павлович сдерживал себя от грубых слов, старался говорить вежливо, выглядеть добрым, услужливым. Это претило его характеру, но, будучи уверенным, что перед ним едва ли не самый главный из лидеров тайного общества, император готов был на все. Он не замечал, что иногда в порыве сам становился многословен, да так, что говорил о сокровенном, о чем запрещал думать себе.

– Кто я? – спрашивал Николай Павлович, проходя мимо Рылеева с закинутыми за спину руками. – Бригадный командир. Что я смыслю в делах государства? Да ничего. Я и царствовать не мечтал. Так сложилось, что брат мой, цесаревич Константин отказался от трона. Поверь! Я не хотел крови. Я был против пушек, я был за переговоры, но вы от них отказались. Мне жалко каждого из вас. Вы же наши граждане, а не чужеземцы какие…