Его Величество бомж - стр. 32
- Не не верила, а не доверяла, - поправляется Никитична, - это совсем другое!
А я всё ещё переживаю ужасную сцену, и благодарю Бога, что послал мне Костю…
- Танюха! Ты – дура или где?! – Антонина не церемониться, завидев наш кортеж издалека, - сейчас доктора явятся, а пациент, где-то шляется всю ночь! Я уж, тревогу бить хотела, хорошо сосед его нашёлся! А то в палату глянула: ни того, ни другого! Думала, сбежали! Мне ж заявлять надо! Предупреждай хотя бы! И, вообще, у него постельный режим, к твоему сведению! – тут она уже готова замолчать и выслушать мои хлипкие оправдания, но увидев на бинтах кровь, заводится по новой, - а это ещё что? Он плясал у тебя там, что ли?
- Он спас меня, Тонь! Уймись! – останавливаю, как могу, - на меня псих напал, а он его задержал! Если бы не Костя, сейчас я бы в вашем отделении прописалась! – кладу руку на его плечо, он сразу реагирует, накрывая своей крепкой ладонью.
- Я не знала… - тут же успокаивается, потом приглядевшись ко мне, добавляет, - то-то на тебе лица нет. Тяжёлая ночка выдалась?
- Варфоломеевская, - подтверждаю, - мы в палату поедем. Тонь, сделай укол, пожалуйста, ему больно!
- Будь спок! – кивает, - сейчас сообразим! - и торопится в процедурный кабинет, - укладывайтесь там, я сейчас приду…
В палате Лёха дрыхнет без задних ног. Как он умудряется так сладко спать в позе спелёнутой мумии. Всё туловище вместе с рукой в гипсе, а ему хоть бы что!
- Костик, давай потихоньку сгружаться, - подкатываю максимально близко к кровати, - он, собравшись с духом, одним рывком перебрасывает тело на кровать, но не ложится.
- Ты чего? Ложись, - шепчу. Но Костя указывает взглядом на бинты, и я с опозданием понимаю, что надо было захватить под ноги хотя бы разовую пелёнку, чтобы не запачкать постель, - я сейчас! – отправляюсь к Антонине.
Она уже навстречу спешит с лотком и всем набором для инъекции,
- Пошла уже?
- У тебя найдётся клеёнка или пелёнка под ноги? Он постель в крови запачкать не хочет.
- На-ко, - отдаёт лоток, - лечи сама, сейчас принесу!
Возвращаюсь, в предутреннем полумраке схватываю первое мгновение его лица, не готового ни для кого, только для себя. Он хмур и задумчив, а ещё, устал. Тут же радостно встречает меня глазами, это понятно, но я всё, что надо, поймала – ему плохо!
- Ложись, Антонина сейчас пелёнку принесёт, а мы укольчик пока сделаем.
Послушно укладывается, ноги на весу и, уткнувшись в подушку, ждёт, я стараюсь не больно…
Потом приходит Тоня, мы устраиваем всё в лучшем виде, и я сижу с ним, пока не утихает боль. Просто держу его руку в своих, глажу, сплетая наши пальцы воедино, прижимаю к своей щеке. Его немного шершавая ладонь, теплее, чем моя кожа. И мне очень приятно её тепло.
Мы опять ведём немой диалог, в котором я успеваю сказать, что испугалась, за него испугалась, что он – мой герой, что я благодарна и, возможно даже, мои глаза говорят о любви. Взгляды - не слова, ими не солжёшь. В ответ получаю просто безусловное признание, читая в нём, что он и в огонь, и в воду, если надо! И что всё это само собой, и не стоит благодарности…
Постепенно замечаю действие укола и, поцеловав полусонного Костю в щёку, спешу вниз…
В отделении застаю интересную картину: уже все в сборе: наша смена, дневной персонал, старшая медсестра и заведующий. В центре внимания гвоздём программы выступает Никитична, в красках и лицах разыгрывая ночной спектакль, не забывая всё это сдабривать лёгким матерком, в основном, в адрес Василия, который жмётся тут же и всё ещё пытается что-то вставить в своё оправдание.