Его птичка. Книга 2 - стр. 12
— Не хотела тебя беспокоить, — виновато ответила Аня, перебираясь вперед и снова опаляя возбуждением, когда случайно показала розовую промежность.
Я не смог удержаться. Меня вновь накрыло безумие. Я схватил Аню. Резко. За талию. Она взвизгнула, но тут же застонала, когда я тут же насадил ее на мигом отвердевшее желание.
— Рома…
— Беспокой меня, Аня, кроме тех моментов, когда я на операции, я всегда тебе отвечу.
Она улыбнулась и сама стала медленно скользить по моему члену, откинув голову назад и приоткрывая губы. Я не мешкая стал подмахивать бедрами, создавая смачные удары, от которых разве что башню не срывало.
Так горячо. Так узко и влажно. Так влажно, как и у нее во рту, в который я ворвался языком, имитируя древний как мир акт.
Я когда-нибудь перестану ее хотеть? Я когда-нибудь освобожусь от этого влечения, давно граничащего с наркотической зависимостью?
Я долгое время презирал наркоманов, в итоге став одним из них. Аня стала моим наваждением. С ней я чувствую опустошающий кайф, без нее — проклятую ломку.
Мне нужно это.
Нужно охуенное тело Ани, что так отчаянно бьется и кричит в новом оргазме, уже едином, потому что и я застонал, дрожа и орошая лоно своим семенем. Мне нужна Аня, которая так трепетно шепчет:
— Люблю тебя, Рома. Больше жизни люблю.
И я хотел бы сказать, что люблю, что жить не могу без тебя, но произношу стандартное:
— Я тебя тоже.
12. Глава 12. Аня
Следующие две недели так уж вышло, что Рома пахал на работе. У него все-таки были какие-то проблемы. Некое расследование затягивалось, и это грозило лишением лицензии.
Он стал еще более закрытым, порой даже угрюмым.
Виделись мы только ночью, да и то не всегда. А если виделись, просто валились с ног от нервного и физического напряжения.
Я же пахала на сцене. Выучивала старые па уже с новым партнером.
Нежным Мишей Антоновым, что делал поддержки так трепетно, словно боялся меня уронить. Он был высоким шатеном с колдовскими зелеными глазами. Общались мы мало, его чаще было можно увидеть за книжкой, ежели в компании. Поговаривают, что он гей. Не знаю.
Отношение ко мне Миши во время репетиций настолько разнилось с тем, как я танцевала с Веселовым, что теперь становилось не по себе от одного воспоминания о его порой жесткой хватке. Такой, что была способна просто переломить мне позвоночник.
Он как лапал меня тогда, так и смотрел сейчас.
Грязно. Неприятно. До тошноты.
Он не разговаривал со мной больше, но стабильно, почти на глазах, трахал Губанову. Я просто не понимала, как она такое терпит, но самое… отвратительное…
Он постоянно, вроде бы ненароком, стал ко мне прижиматься. Каждое такое «случайное» касание вызывало мерзкий, застревающий комом в горле страх.
И кажется, я не зря его боялась.
Наступил день премьеры.
Солнце в этот день сияло ярче обычного, а Рома, нежно поцеловавший меня, казался самым красивым на свете.
Сегодня меня радовало буквально все. Я ничего не страшилась. Я была в себе уверена. Я знала свою партию и в Мише я не сомневалась.
Быстренько расцеловав мать и братьев, что пришли пораньше, я помчалась в гримерную.
Мне сделали превосходную прическу. Вроде бы и обычный пучок, но волосы кольцами уложили вокруг, закрепили лаком и блестящими красными жемчужинами. Наложили дымчатый макияж, при котором мои синие глаза стали казаться еще глубже, а сама я старше.