Его последняя надежда - стр. 27
С горем пополам приподнимаюсь с колен, и не успеваю опомниться, как мне моментально прилетает маленькими кулачками сначала по башке, а затем и по морде.
— Получай! А ну, козлина, покажи мне свою харю пропитую!
Я на лету перехватываю её руку. На всякий случай разворачиваю Надю спиной к себе и прижимаю, чтобы больше не распускала конечности.
— Надь, да успокойся же ты, — хриплю на ухо и включаю в коридоре свет. — Это же я. Максим.
— Да хоть сам господь бог, это ничего не меняет! Отпусти меня, бандюган! — судорожно дышит, не прекращая брыкаться, как вдруг замирает на месте. — Постой-ка, Максим? Максим! Да ну тебя! Чтоб мне провалиться! — она резко разворачивается и как только мы встречаемся взглядами, Надя ахает и в ужасе шлепает ладонью по своим губам. — Оюшки-ой! Пп-прости...
— Не страшно. Прилетало и пожестче, — сдавленно произношу.
Я потираю скулу, куда прилетело, параллельно ощущая неимоверный дискомфорт между ног, что даже звон "бубенцов" стоит в моих ушах, если прислушаться. Все-таки удар у неё поставлен отменно.
— Я же подумала, что в квартире грабители. Думала, они выследили меня.
— Моя вина. Надо было позвонить, прежде чем заявляться в такое время.
Надя прочищает горло, я, наконец, выпускаю её из рук.
— Синяк, скорее всего, будет на щеке, — с досадой говорит и бросается в кухню. — Сейчас принесу лёд.
Я изучающе прохожусь по ней с ног до головы.
Моё сердце ухает и проваливается в пятки. Оно вдребезги разбивается об пол.
— Где ты взяла эту пижаму? — настороженно спрашиваю, и чувствую, как по причине эмоционального взрыва глаза наливаются кровью.
— Так в шкафу. Я постирала всё своё, — с застенчивой улыбкой на лице указывает на сушилку в ванной, где вывешены её вещи. — Мне нечего было надеть, вот я и решила на время воспользоваться этой пижамой. Просто я тебя уже не ждала. Ты же не против?
Сам не нахожу настоящих причин негодованию, но внутри меня набирает обороты настоящий пожар.
— Против! Снимай! — надвигаюсь на Надю, практически дойдя до точки кипения, а она молчит и непонимающе моргает. — Сейчас же!
— У тебя как вообще со слухом? — крутит она у виска. — Я же сказала, что постирала все свои вещи! Или мне голой нужно расхаживать перед тобой?
— А меня не волнует! Я сказал, снимай! И впредь больше не трогай эти вещи!
На глаза Нади наворачиваются слёзы при виде моего безумия.
Вздёрнув подбородок и расправив плечи, она резкими движениями сначала сбрасывает широкие штаны, оставаясь в одних лишь цветастых трусах, а потом избавляет себя и от верха, но под ним нижнего белья я уже не наблюдаю. Скомкав вещи, она швыряет их мне в лицо.
— Да подавись ты! — дерзко выплёвывает, обнимая себя руками и закрываясь от меня. — Чтобы я ещё раз повелась на твоё радушие!
Она залетает в ванную и с грохотом закрывает за собой дверь.
Откинувшись на стенку, я сжимаю в руках пижаму, в которой раньше ходила по дому Марина. Я подношу её к носу и вдыхаю.
Нет... Первые месяцы эта бездушная вещица ещё сохраняла насыщенность её аромата, но столько времени прошло....
Она уже давно ничем не пахла, но теперь я ощущаю как от неё исходит приятный цветочный аромат... Надя так пахнет...
Какой же я болван...
Психолог настоятельно рекомендовал мне избавиться от Марининых вещей... От всего, что напоминает мне её, чтобы раз за разом не возвращаться к прошлому.