Эффект декомпрессии. Повести - стр. 9
– Сколько? – избавил ее от мучений Микаэль.
Сумма оказалась внушительной. Ее Эд был пойман на мошенническом предприятии в кампании, в которой работал, и пока было не поздно, надо было его отмазывать.
Микаэлю не за что было любить ни Эдуарда, ни его мать. Всего раз она о нем позаботилась, когда у него случился перитонит, отца дома не было – скорая, операция, реанимация, она патронировала врачей, никого в обиде не оставила. Можно сказать, в каком-то смысле жизнь спасла: перитонит – дело не шуточное.
Вообще-то и Микаэль никогда не был с ней особенно белым и пушистым – он не обижал ее, не грубил, не скандалил, но изводил ее еще более мерзким способом, которым владел в совершенстве – игнорировал ее и этого избалованного маменькиного сынка Эда, жил своей жизнью и, насколько было возможно, не нарушая личного пространства своих домочадцев, делал все по своему разумению. В такой ситуации Лоре надо было отдать должное – ей хватило мудрости не донимать пасынка. Не позволяла она этого делать и своему сыну. Так и жили, пока жили под одной крышей.
Микаэль сейчас сам находился в серьезной проблеме и поддержки ему ждать было неоткуда. Но он нашел способ помочь вдове своего отца – перевел на ее счет нужную сумму. Теперь они в расчете.
Недвижимое имущество Домбровского оказалось наследством. Денежные активы так же имели законное происхождение. О том же вовремя позаботился и Микаэль. Дело можно было бы считать закрытым, если бы не это вынужденное сутяжничество с журналисткой, которое не давало утихнуть разгоревшемуся вокруг благотворительного фонда скандалу.
Адвокат Микаэля настоятельно советовал ему быть «поближе к народу», общаться с ожидающими финансовую помощь больными, попытаться сменить недоверие публики на их поддержку. Микаэль нашел в себе мужество посетить несколько онкологических клиник, чего никогда раньше не делал. В сопровождении пяти сотрудников фонда и представителей администрации клиники Микаэль шел по ее коридорам. Они заглядывали в палаты, пытались говорить с больными детьми. Кто-то кивал им в ответ на их заботливые вопросы, кто-то молчал.
На сердце у Микаэля становилось все тяжелее. Дело даже было не только в том, что эти дети были беспомощны – кому помогали сиделки, кто находился в инвалидных колясках, а кто и вовсе был прикован к кроватям и к трубкам искусственного дыхания. Дело было в их глазах… В них и в помине не было детского задора, легкости и непринужденности, а лишь какой-то безысходный, непобедимый мрак, бесконечная грусть и затаенная обида – на яркий, красочный мир, на солнце, что светило не для них, а для счастливых других, непринужденных и здоровых, веселых и сильных… Дети равнодушно смотрели на делегацию взрослых, смотрели те, кто мог еще это делать. Микаэль видел слезы некоторых из них – они страдали от боли, не понимая, почему этот общий для всех мир был все же не для них…
Несмотря на все усиливающуюся головную боль, Микаэль продолжал обход, говорил с родными детей – были часы приема, отвечал на их вопросы, в частности – когда же, наконец, наступит очередь финансовой поддержки их ребенку, что все уж продали, что делать дальше, не знают, ведь их малыш ждать уже не может, ведь сколько уж умерло, так и не дождавшись… В глазах этих отчаявшихся и таких беззащитных в своем несчастии людей Микаэль читал немой укор – подорванное доверие к фонду чувствовалось в их вынужденно сдерживаемых, но плохо скрываемых эмоциях.