Её величество - стр. 33
Я вдруг представила нашу дальнейшую жизнь: женщины зовут Бориса и он, подчиняясь животному зову плоти, идёт за той, какая зазывает призывнее. Всегда кто-то будет его притягивать, и всегда он будет куда-то бежать. Пока не постареет. А дома его должна ждать верная жена, которая обязана принимать его, от кого бы он ни приходил. Она нужна ему вместо мамы, – ей надоело с ним возиться, – как домработница, как необходимое приложение, которое можно использовать в любых жизненных ситуациях и так, как ему заблагорассудится. Вот что он видел во мне. А я искала в нём глубину и не находила. Я считала, что прочные отношения не могут опираться только на секс. Я верила, что надо идти по жизни с постоянным чувством высокого и прекрасного… Боже мой, в каком угаре я жила! Зачем столько лет несла груз внутреннего разлада? Кому я отдавала свою любовь? Он же примитивный. У него абсолютно нет уважения к чужой жизни, к чужой душе. Получается, что я вовсе не умная…»
«Любовь иногда оглупляет, – грустно подтвердила я Иринино осторожное предположение. – Главное, чтобы ненадолго».
«Когда я покинула Борю, он продолжал преследовать меня, поддразнивать, подковыривать, устраивать грандиозные скандалы, не стесняясь соседей. С каким трудом я выпроваживала незваного гостя! А ему было забавно моё горе. Он настойчиво и страстно втолковывал мне, что я дура, что мне надо развивать свои мыслительные возможности. А я училась в ответ холодно усмехаться. Он сделал унижение меня одним из самых острых, самых сладостных своих развлечений. Даже пытался руки распускать, похоже, забыл, что я спортсменка. Донимал и по телефону. Номер пришлось сменить. Борис мстил мне за уход, потому что он не из тех, кто прощает. Как я посмела оставить его, такого богатого и красивого! От злости он приходил в бешенство, терял голову».
«Далеко не образец утонченности», – прокомментировала я слова Ирины.
«Когда я первый раз огорошила Бориса своим решением, он обрушил на меня лавину гадостей, а я лишь вяло огрызалась, потому что не хотела продолжения ссор. Я устала от них. Сказала – отрезала. Конечно, Борису, как виновному в происшедшем, разумнее всего было бы самоустраниться, но не по силам ему было преодолеть свой эгоизм. Раненое самолюбие руководило его действиями. Неужели он не мог трезво оценить своё поведение? Собственно, чему я удивляюсь? Мне моя любовь туманила мозги, ему – себялюбие… Многих скорбных размышлений стоил мне этот шаг, но я перешла Рубикон. На деле это оказалось много труднее, чем в мыслях. Я точно вытаскивала из сердца огромную занозу. А Борис понятия не имел о сострадании, сопереживании. Лишившись своей привычной игрушки, он стал ещё более неистов, груб, непримирим, уничтожал меня гадкими словами, лгал, оговаривал, оглашая руганью весь подъезд. В общем, спускал на меня всех собак».
«Это уж как водится», – грустно усмехнулась я, припоминая свои жизненные коллизии, и смахнула с щеки слезу своей боли.
– Лена, ты же понимаешь, что нам с Ириной нечего было стыдиться друг друга. Мы обе на тот момент были безумно одиноки. Слушай о чём она поведала мне дальше:
«…Борис растоптал мою душу. Я не могла сомневаться в свидетельстве собственных глаз и ушей и больше не хотела мириться с ложью. И тут вовсе ни при чём то, что я одержима жаждой справедливости. Сколько из-за Бориса на меня обрушилось непоправимо жестокого! Он так круто изменил мою жизнь, что я сама уже стала задаваться вопросами «а что дальше?», «моя жизнь – кучка пепла?», «я никогда с ним не обрету покоя?», «мне стыдно и за него, и за себя?» «Это не пустые слова, с меня хватит, я не собираюсь отступать! У меня уже нет ни малейших сомнений, что я смогу, устою. Я слишком долго откладывала кульминационный момент, но теперь он наступил. И это правильный ход. Теперь каждый сам за себя, и уже никто не сможет меня переубедить в этом. Наши отношения исчерпали себя», – убеждала я сама себя.