Единственный шанс - стр. 26
По заливу шла мелкая зыбь. Весла шестерок взлетали над водой, описывали в воздухе плавный полукруг, роняя капли, и снова мягко входили в нее. Взмах, другой, третий… Каждый из них приближал десантников к берегу, к цели, к опасности.
Горбатов наметанным глазом различил темную полоску земли, когда до нее оставалось не более ста метров. Он окинул взглядом бойцов и только тут обратил внимание, что все, вопреки его строжайшему приказу, надели бескозырки. Но это не рассердило его. Не будь Горбатов командиром, обязанным подавать пример, он бы тоже каску, которая, конечно, защищает от пуль и осколков, непременно заменил бы на морскую фуражку. Флотская фуражка и бескозырка – символы родного флота для моряков, воюющих на суше.
Шлюпка с разгону ткнулась в песчаную отмель, и десантники, перепрыгивая через борта, вздымая тучи брызг, устремились к берегу.
– Живей, братва! – командовал Горбатов. – Живей!
К берегу одна за другой подходили шлюпки. Зеленые гимнастерки и темно-синие форменки быстро растекались по суше: важно не только захватить плацдарм, а и закрепиться на нем до того, как противник откроет огонь.
Время шло, а японцы… Японцы молчали, и Горбатов, ведущий группу вверх по скалам, недоумевал. Вражеские посты наблюдения не могли не обнаружить десанта. У японцев повсюду прекрасная связь, им должно быть известно, что советские войска заняли уже многие острова Курильской гряды.
«Почему до сих пор не открыли огонь? – думал мичман. – Готовят ловушку?»
Неизвестность всегда тяготит, уж лучше бы поскорее вступить в бой…
В то же время Горбатов сознавал: лишний метр, пройденный без огневого противодействия, сохраняет жизнь его ребятам. И это второе желание – пусть еще хоть несколько минут тишины – было не менее сильным.
Десантники достигли наконец плато и залегли. Слева просматривался бронированный колпак, справа зияли две амбразуры дзота. Между ними – простреливаемое пространство. Не заминировано ли? Горбатов огляделся: где же, в конце концов, противник? Ни окопов, ни часовых. Вокруг будто все вымерло.
– Слышь, командир! – окликнул лежавший рядом матрос Сидоренко. – Вон там тряпка болтается на ветру. Не нам ли сигнал подают?
Действительно, позади зарослей бамбука из-за большого камня кто-то невидимый размахивал белым флагом. Мичман не верил своим глазам. Капитулируют? Или очередная вражеская подлость?.. Сколько раз так бывало: говорят – «сдаемся», а потом стреляют; улыбаются, а сами – нож в спину…
– Никак пощады просят! – вновь воскликнул матрос. – Разреши, командир, я схожу туда, погляжу, что к чему. На рожон переть не стоит.
Горбатов искоса взглянул на Сидоренко и не сразу ответил на его просьбу. Он думал: «А если не провокация? Если на самом деле сдаются? Тогда нужна не столько храбрость, сколько дипломатия».
Матрос понял молчание мичмана по-своему.
– Одинокий я, – глухо сказал он и добавил: – Жинка с хлопчиком под немцем оставались. Сгинули…
– Спасибо, дружище! – отозвался Горбатов. – Но командиру негоже перекладывать ответственность, равно как и опасность, на плечи подчиненных. Пойдем вместе.
Мичман решительно поднялся, стряхнул приставшие к коленям травинки, одернул китель. Оценивающе оглядел внушительную фигуру матроса в лихо сбитой набекрень бескозырке и шагнул вперед.