Единственный и неповторимый - стр. 2
– Вполне вероятно.
У Лилиас задрожали губы.
– А я буду плакать.
Малколм едва не уступил, увидев слезы в глазах ребенка. Но нет. Она должна научиться подчиняться. Это для ее же блага. Ее неоднократно предупреждали, что в конюшне может быть опасно, но она намеренно игнорировала все запреты.
В данном случае, к счастью, с ней ничего не случилось, но ведь никто не знает, что произойдет в следующий раз. Будет ли ей всегда сопутствовать удача? Представив, какие опасности могли подстерегать малышку, Малколм почувствовал, как у него заныло сердце.
– Потребуется больше воды, чем несколько твоих слезинок, чтобы отмыть Принца, – сказал он.
Лилиас вытерла глаза не слишком чистой рукой.
– Не так уж плохо он пахнет, – упрямо буркнула она.
– Зато ты пахнешь – хуже некуда. – Малколм наклонился к дочери. – Как это могло случиться?
Лилиас отвела глаза.
– Ты не должен говорить, что от меня плохо пахнет. Бабушка сказала, что невежливо оскорблять леди.
– Совершенно верно. Но, кстати, настоящая леди никогда не лжет, тем более своему отцу, – с упреком в голосе сказал Малколм.
Девочка насупилась.
– Извини меня за этот запах, папа. Можно я приму ванну?
– Не раньше, чем ты скажешь, откуда запах.
Девочка глубоко вздохнула и с необычайно серьезным видом сообщила:
– Я наступила в конский навоз.
– Во дворе? – спросил Малколм, решив проверить ее честность.
Глаза Лилиас восторженно загорелись. Она уже открыла рот, чтобы согласиться, но, помедлив, опустила голову.
– Нет, папа. Навоз был в конюшне. Я принесла туда морковь и яблоки для лошадей.
Малколм облегченно вздохнул и одарил дочь понимающей улыбкой.
– Мне известно, как сильно ты любишь лошадей, но я уже много раз повторял, что ты не должна кормить их, если рядом никого нет.
– Но там был Дункан! – запротестовала Лилиас.
– Я говорю о взрослых, – уточнил Малколм. – Мальчишка десяти лет от роду едва ли сможет защитить тебя от этих животных. Пойми, малышка, этих коней растили для боя. Слабая девочка легко может пострадать.
– Я всегда осторожна, – продолжала настаивать Лилиас. – И лошади меня любят. Они никогда не причинят мне вред. Я приношу им лакомства и иногда вплетаю в их гривы цветы. Они выглядят такими красивыми, когда я украшаю их цветами!
Малколм постарался скрыть улыбку, представив себе своего отца – лэрда и грозного воина Брайана Маккенну, который устремляется в бой на коне с вплетенными в гриву розовыми цветами вереска.
– Тем не менее, ты должна делать, что тебе говорят, Лилиас.
– Извини, папа. – Лилиас протяжно вздохнула. – Знаешь, как трудно бедной девочке, не имеющей матери, вести себя как следует. Если бы у меня была мама…
– Лилиас! – Малколм нахмурился. – Отсутствие матери не извиняет непослушание, и тебе это отлично известно.
Девочка опустила голову и принялась шаркать ножкой по твердой земле. Малколм увидел комья навоза, прилипшие к ее ботиночкам, и забеспокоился, что тонкая кожа, после того как обувь вымоют, может затвердеть. Жесткие ботинки натрут мозоли, которые сами по себе хотя и не очень страшны, но могут загноиться, если их не лечить. А значит, надо переговорить с сапожником – пусть сошьет девочке новую пару ботиночек.
– Ты все еще сердишься на меня, папа?
Малколм вздохнул. Да, он сердился. Но гнев быстро его покидал. Как бы Лилиас себя ни вела, он был не в силах сердиться на нее долго.