Единственная. Твоя - стр. 25
– Как зачем? – удивилась Дарья. – Он же – Старший всех наших деревень!
Опять этот непонятный старший. Словно люди взяли и выбрали его каким-то жрецом или пастырем, но слепого поклонения и рядом не валялось. Странно.
– А его жена тоже старшая?
За спиной послышалось пыхтение.
– Вот ещё! С ведами она жила да и… приползла на лакомый кусок.
Ого! А у Данияра поклонниц мама не горюй, как ещё у его жены от всеобщей зависти русы косы целыми остались? Соколица… синеглазая.
Любава мысленно отвесила себе хорошую затрещину. Не помогло. Стоило только подумать о Варваре, как хотелось шипеть разъяренной кошкой.
– А что, такая плохая? – поинтересовалась тихо.
Сестра лишь вздохнула.
– Если бы! Нет, ведет себя тихо. Поначалу, как только хвостом вертеть пришла, так слаще меда пела, в помощи всегда первая. Люди радовались, ведь веда в деревне – это очень хорошо…
Любава поежилась. Так соколица из тех самых вед, о которых Рада упоминала? Очень интересно… А не приворожила ли она мужа случаем?
От внезапной догадки стало тревожно.
– Чем же хорошо? – как можно равнодушнее обронила Любава. – Гадает на судьбу, что ли? Ворожит? – на последнем слове голос предательски дрогнул.
А Дарья как фыркнет:
– Нет, конечно! Это дурой надо быть – ворожбу на людей насылать. За такое боги, – кивнула на идолов, – по голове не погладят. Каждая веда об этом знает… Нет. Варвара зверя заговаривает, удачу охотникам дает, да с погодой ладит…
Ой ли? Но Любава смолчала. Кажется, Дарья искренне верила, что гадости – они только в городах случаются.
– В общем, сил у нее порядком. Поэтому и приняли ее быстро. А я вот нет! – сестра воинственно вздернула носик. – Гордячка она! Как добилась внимания Данияра Мстиславовича, так на всех свысока и стала глядеть. Показала свое нутро.
– Понятно, – вздохнула Любава.
Большего, видно, сестра скажет. Да и толку выспрашивать?
А Дарья взглянула в сторону, куда ушли девушки:
– Давай возвращаться. А то потом по всему лесу искать их будем.
Покидать капище не хотелось.
Лечь бы рядом с идолами и смотреть на кружево зелени, сквозь которое проглядывало синее небо.
– Ты иди, – отозвалась Любава, – а я догоню.
Дарья нахмурилась, но все же кивнула и, подхватив лукошко, скрылась за деревьями. А Любава все же присела на землю. Словно Васнецовская Алёнушка, устроила голову на коленях и прикрыла глаза.
Как слайды, в голове замелькали непрошеные образы. Острый нож, из-под которого вьется стружка. Сильные и длинные пальцы, так осторожно сжимающие кусок дерева, и вихрастая русая макушка, склоненная над работой. В волосах медовыми бликами пляшет солнце, а резкий излом губ тронут мечтательной улыбкой. Данияр улыбался, когда резал ее амулет.
Любава вздрогнула и открыла глаза.
– Ой… – прошептала тихонечко.
Прямо напротив нее сидел медведь.
Первым порывом было шарахнуться в сторону, но она даже не дернулась. Медведь был тот самый – ручной. Янтарные глаза смотрели не по-звериному умно, да и агрессивно зверь себя не вел. Водил носом, любопытно топорщил уши.
Любава тихонько перевела дух.
– Ох, мишка… ты как тут оказался?
Боги, ну и ерунду спросила! Лес вокруг, а он – животное, к людям привыкшее. Ходит рядом голодный, ждёт, что покормят… вон как ягоды из корзинки уминает!
– Эй! – от возмущения она даже на ноги вскочила. – Ты! Обжора!