Единственная моя - стр. 24
– Ты что-то такое про его бильярдный клуб сказала, – наморщила лоб Снежанна.
Если бы она слышала внятно, то и помнить бы могла. А она пропустила слова Катерины мимо ушей, потому и мучилась теперь.
– А что про клуб?
Катькин голос вдруг заюлил. И это Снежанне совсем не понравилось. Ее голос юлил только в тех случаях, если собирался выдать откровенную лажу. Соврать, то есть.
Так бывало, когда к ним на работу приходили с проверкой и нарывали какое-нибудь нарушение. Тогда вот Катька и принималась говорить с проверяющими именно таким голосом. Противненьким, сладеньким, срывающимся в некоторых местах до подобострастного сипа.
– Кать! Прекрати! – оборвала ее строго Снежанна, поняв, что она пропустила мимо ушей что-то очень важное, то, что Катька в полусне брякнула по неосторожности и что теперь повторять не хотела.
– Это очень важно, понимаешь?! От этого может зависеть жизнь человека!
– Какого человека? Какого? – выдохнула Катька с насмешкой. – Сашка твой, что ли, человек?
– А что, нет? Он пропал, понимаешь! Его жизни может угрожать опасность и…
– Я тебя умоляю, дорогая, – перебила ее Катерина сердито, заворочалась, скрипнув кроватью. – Опасность ему угрожает! Какая?! Это тебе может угрожать опасность из-за того, что ты вчера в лицо видела настоящего убийцу!
– Я не видела его лица, – рассеянно возразила Снежанна.
– Он об этом не знает! Он может думать иначе! А она… Она о Сашкиной заднице печется! Врун он, твой Сашка! Врун и козел!
– Ну почему?!
– Потому что врал тебе все время и про бильярд свой, и про вторники с четвергами.
– Не врал, не врал! – закричала Снежанна, сползая по стене прихожей прямо на пакет с продуктами и не чувствуя ничего, кроме пугающе болезненной растерянности. – Я сама видела, как он умело обращается с кием. Как он может играть в бильярд и…
– Играть, вероятно, он может, – перебила ее Катька. – Может, и играет в свое удовольствие где-то, но не по вторникам и четвергам, редко по пятницам, – передразнила ее она. – И не за городом, и не за деньги!
– Почему это?
Снежанна покосилась на Сашины тапки, сиротевшие второй день. Что скрывал от нее их хозяин? Почему так долго скрывал – целых три года? И в чем причина такой скрытности?
Слово «ложь» она пока боялась к нему применять. Оно было слишком скользким и мерзким. И от него болезненно сжимало виски и неприятно часто колотилось сердце.
– Потому что нет за городом никакого бильярдного клуба, где бы резались за большие деньги профессионалы, – нехотя призналась Катька.
– Как нет?! Но он же… Он же говорил…
– Господи! Жанна, какая же ты наивная!!! Тебе сколько лет?
– Двадцать пять, – отозвалась Снежанна, хватаясь за спасительный вопрос как за соломинку.
В нем – в этом вопросе – не было ничего грязного и сомнительного. Он был чистым и честным, как и ответ на него.
– Вот, двадцать пять уже, а ты все в небесах витаешь. Я тебе говорю, а ты запоминай, чтобы мне не повторяться, – проворчала Катерина, снова заскрипев пружинами кровати. – За городом нет и не было никакого клуба, в котором бы профессионально и на большие деньги играли в бильярд. Поняла?
– Нет, – пискнула Снежанна жалобно и зажмурилась.
– Чего не поняла?
– Куда он тогда уезжал два раза в неделю?
– А-а-а, вон в чем дело! Странно, что ты только теперь не поняла, мне было непонятно это давно.