Единственная Джун - стр. 41

Расчувствовавшись от этих слов, я снова чуть не плачу. Я сдерживаю слезы, заставляя себя улыбнуться.

– Это очень мило с твоей стороны, Джунбаг, но он твой друг. Со мной все будет в порядке.

– Ты уложишь меня спать?

Миссис Бейли одобрительно кивает, а Тео мчится к дивану и запрыгивает на колени к отцу. Они оба смеются, и эта картина трогает мне сердце. Я вздыхаю.

– Конечно. Пойдем.

Мы идем по коридору в ее комнату. Я наблюдаю, как Джун, широко улыбаясь, плюхается в постель и подпрыгивает на матрасе. Она уютно устраивается под одеялом, калачиком.

– Мне так жаль, что тебе грустно, Брант. Что-то плохое случилось с твоей мамой? Это то, о чем говорила Моника Портер в домике на дереве?

Я прикусываю щеку, усаживаясь рядом с ней.

– Да, так и есть. Но мне не хочется сейчас об этом говорить, – тихо отвечаю я. – Мне очень понравился подарок. Он заставил меня плакать в хорошем смысле.

– В хорошем смысле?

– Да. Это было так трогательно, и я почувствовал много любви в тот момент. Иногда большая любовь может быть причиной слез.

Она хмурится:

– Я не плачу от любви.

– Может быть, когда-нибудь будешь.

– Это звучит не очень хорошо. Не думаю, что мне хочется большой любви.

– Это здорово, когда она есть, – говорю я ей. – Минус в том, что чем сильнее любовь, тем больнее ее терять.

Она кривит губы, обдумывая мои слова. Не думаю, что она понимает, но я этого и не жду. Джун еще слишком маленькая, невосприимчива к тяжелым последствиям любви. Тех ее аспектов, что причиняют боль. Сейчас она ощущает лишь красоту этого чувства.

– Спокойной ночи, Джунбаг, – шепчу я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. – Пусть тебе приснятся июньские жуки, летающие высоко над радугой, над верхушками дымоходов среди лимонных леденцов.

– Дымоходы – это по которым спускается Санта, – хихикает она.

– Именно так.

Я уже собираюсь встать и уйти, как вдруг она снова зовет меня:

– Эй, Брант?

– Да?

– Мне кажется, я больше не хочу себе туфли для чечетки, – говорит она, натягивая одеяло до подбородка. – Я хочу, чтобы Санта принес мне кое-что другое.

Сердце пропускает удар.

– Что ты имеешь в виду? Ты же так мечтала о туфлях для чечетки.

– Я знаю, но это не то, чего я действительно хочу.

О нет. Что же мне делать?

Я тяжело вздыхаю, прикусив губу:

– Ладно. Тогда чего же ты хочешь?

– Я хочу меч.

– Меч?

– Да, меч, чтобы драться. Меч, чтобы я стала такой же храброй, как ты.

– Тебе не нужен меч, чтобы быть храброй, Джун. Храбрость идет отсюда. – Я прижимаю руку к ее груди, прямо над сердцем. – У меня нет меча.

Ее большие голубые глаза блестят в свете ночника.

– Это как раз то, что я хочу, Брант. Как думаешь, Санта подарит мне его?

– Я… – Я лихорадочно прокручиваю в голове все возможные варианты. Уже слишком поздно менять подарок, и я сомневаюсь, что кто-нибудь другой подарит ей меч. Джун будет так разочарована рождественским утром. Тяжело вздохнув, я заставляю себя улыбнуться. – Посмотрим, а пока пора спать. Счастливого Рождества, Джунбаг.

– Счастливого Рождества, Брант.

Она улыбается мне напоследок, затем закрывает глаза и зарывается под одеяло.

Я выхожу из комнаты, сердце сжимается.

Я не знаю, что делать. Джун, казалось, так хотела блестящие, новые туфли для чечетки, а теперь она их возненавидит. Теперь она хочет меч.

Образ моей маленькой балерины с огромным мечом в руках вызывает у меня смех, несмотря на тревогу. Вот это было бы зрелище.